Как растут цветы на могиле Сестричкина я не знаю, не было случая проверить. Да и желания, признаться, тоже не было. Но хочется верить, что растут они хорошо, цветут по весне буйным цветом. Всегда же хочется верить в лучшее…

Сублимация или любовь творит чудеса

Фельдшер Авдеева была сильно и безнадежно влюблена в доктора Сабанова, у которого был роман-любовь с диспетчером Козоровицкой. Крутили они этот роман в квартире Авдеевой, которая два раза в неделю отдавала им ключи, а сама ночевала на подстанции, благо та находилась рядом.

– Какого хрена, Лена? – интересовались близкие подруги, посвященные в сердечные тайны Авдеевой. – Как ты можешь своими руками… То есть – чтоб в твоей квартире… Ну вообще!

– А может мне приятно, что он хоть так в моей постели бывает… – отвечала Авдеева. Прозвище у нее было «Мать Тереза». Ехидный водитель Дулов добавлял: «…два зуба, четыре протеза».

Торговец органами

– Вот плюну на все и уйду органами торговать! – кричал на всю подстанцию доктор Кочергин в ответ на каждую начальственную нахлобучку.

Несведущие новички ужасались… На самом деле Кочергин грозился уйти в помощники к тестю, торговавшему мясом и птицей аж на четырех московских рынках. Но об этом знали только посвященные.

– А у тестя он будет орать: «уйду людей мучить», – говорила старший фельдшер Федотова, ненавидевшая Кочергина по глубоким личным мотивам (когда-то она упустила шанс из Федотовой стать Кочергиной).

С наступающим!

28 апреля считается днем рождения службы скорой медицинской помощи в России и профессиональным праздником – Днем работников скорой медицинской помощи.

На Энской столичной подстанции работал фельдшер Боря Сорокин. И был у Бори пунктик (а кто из нас не без греха?) – он не мог покупать сахар. Вот не мог отдавать за этот прозаический продукт свои кровные гроши, как заработанные, так и вымогнутые на вызовах. Но при этом Боря любил сладкий чай, чтоб не меньше трех ложечек с верхом на стакан.

Вообще-то на «скорой» народ простой и душевный. Другие там не особо приживаются. Забыл, к примеру, человек дома паек, так народ его в складчину поддержит – не голодать же на дежурстве. Жена фордыбачит – так найдется, кому утешить. Муж объелся груш и не оказывает внимания – кто-то из коллег заполнит пустоту в душе. Но при всей простоте нравов есть одно строгое табу – чужого без спросу брать нельзя. Даже если хозяин сахара на вызове, а тебе приспичило выпить чаю, нельзя отсыпать сахарку и потом в этом признаться. Сначала спроси, а пока не спросил то этого сахара или чего-то другого для тебя не существует. Надо сказать, что подобная строгость оправдана, поскольку есть грани, через которые нельзя переступать, ибо обратного пути не будет.

Боря не только внаглую брал чужой сахар, доверчиво оставленный на кухонном столе, он еще мог и чужой шкафчик скрепкой отмыкнуть для того, чтобы отсыпать грамм двести себе в пакетик и унести домой. А что делать, если дома нет сахара? Покупать? Ой, не смешите, а то я просыплю… Когда Борю стыдили, он отвечал: «Ну как же вам не стыдно из-за трех ложек сахара кипиш поднимать?». И смотрел при этом ясным ленинским взглядом с характерным прищуром. У народа опускались руки. Ну не бить же его, козла этакого, за три ложечки сахара и даже за десять.

Сильнее всего бесцеремонная Борина простота бесила доктора Абашидзе.

– Нет, я не жлоб! – горячился Абашидзе, стуча волосатым кулаком в широченную грудь. – Мне сахара не жалко! Что такое сахар? Пустяк! Но мне неприятно, что этот паразит залезает ко мне в шкафчик как в свой собственный марани!