Скоморохов выругался:

– Твою мать! Пулеметами их из подвала не выкуришь, надо гранатами.

К Скоморохову подошел круглолицый, крепко сложенный пограничник.

– Товарищ младший лейтенант, разрешите мне. Я их стороной обойду, там непростреливаемое пространство. Мне бы гранат только, и не давайте немцам из окон высунуться.

– Не бойся, прикроем и гранат дадим. Ты только выкури этих паразитов из подвала.

Пограничник улыбнулся.

– Вы не сомневайтесь, товарищ младший лейтенант, выкурю.

Скоморохов еще не успел запомнить всех доверенных ему бойцов, а потому спросил:

– Как фамилия?

– Журбин… Сергей.

– Действуй, Журбин Сергей, вся надежда на тебя.

Спустя пять минут пограничник уже полз вдоль стены дома, где засел неприятель. Захваченные у немцев пулеметы били по дому, не давая им вести огонь из окон. Скоморохов напряженно следил, как Журбин подполз к узкому подвальному оконцу, из которого строчил автомат, вырвал чеку, бросил гранату внутрь. За первой гранатой последовала вторая. Пограничники Скоморохова ринулись в атаку, за ними поднялись те, которые были на улице. Двое из них так и остались лежать на холодных камнях мостовой. Остался лежать у подвального оконца и пограничник Журбин…

Когда с немцами в здании было покончено и две группы снова соединились, оказалось, что из двадцати двух бойцов, способных вести бой, осталось тринадцать. С ними Андрею Скоморохову предстояло идти дальше. Он распорядился оставить в доме пленных немцев и раненых пограничников. Бондаренко оставаться отказался:

– Не можно мени залишатися, мени трохи дряпнуло. Товарищ младший лейтенант, дозволите йти з вами. Я и стриляти можу. Ось пальци ворушаться.

Рана действительно оказалась несерьезная, пуля лишь царапнула плечо. Андрей отказать не смог, а потому дальше пошли вместе.

* * *

Отбив у немцев ещё один дом, они двинулись дальше. Впереди была площадь. Пограничники приготовились к атаке, когда им навстречу с грохотом и ревом выкатился немецкий танк. Рядом с ним бежали немецкие пехотинцы. Зажатые между каменных домов пограничники оказались в ловушке. Оставалось отступать или прятаться в домах. Скоморохов понимал, что прежде чем они это сделают, половина из них будет уничтожена огнем из пушки и пулемета танка, а также выстрелами немецких солдат. На миг Андреем овладело оцепенение. Сзади громыхнуло, танк задымил, попятился. Скоморохов обернулся и увидел на соседнем перекрестке два орудия. Противотанковая артиллерия на конной тяге подоспела вовремя. Это было спасение. Скоморохов хрипло выкрикнул:

– В атаку! Вперед!

И пошли… Взяли площадь, выбили немцев из Перемышля, вышли к границе – реке Сан, но останавливаться не стали, в составе сводного батальона пограничников под командованием старшего лейтенанта Поливоды ринулись на мост. При поддержке пулеметного огня из дотов и артиллерии к вечеру вошли в германскую часть города – Премзель, иначе называемую Засанье.

Бондаренко радовался:

– Всё, тепер ми нимцив поженемо. Допомога пидийде, и пидемо дали. Вирно Колисникив говорив, що вийна буде не довгою.

Скоморохов надеялся, что так и случится, радовался вместе с остальными, но что-то мешало ему в полной мере насладиться победой. Он гнал от себя засевшую в глубине души тревогу, но она не уходила. Андрей знал, что передышка будет недолгой, знал, что немцы копят силы для атаки на город. Думал, как силами доверенного ему полувзвода, от которого осталось одиннадцать человек, дать отпор немцам. От мыслей его оторвал боец с перевязанной головой. Скоморохов его узнал, это был тот самый раненый пограничник с белесыми волосами, которого он оставил у пулемета на втором этаже во время штурма занятого немцами дома. Он, как и Бондаренко, увязался за остальными и, несмотря на раны, дошел до позиций, где они остановились.