– Ха! – Элиас сердито рыгнул, к нему вернулось раздражение. – Ты ничего не знаешь о любви, проклятый ублюдок и евнух. – Прайрат поморщился, и на мгновение его угольно-черные глаза превратились в щелки, но король не сводил угрюмого взгляда с меча Скорбь и ничего не заметил. Когда он снова посмотрел на Прайрата, лицо священника выражало лишь бесконечное терпение. – Я никогда не понимал, что ты рассчитываешь получить, алхимик?

– Кроме удовольствия вам служить, ваше величество? – Элиас коротко, резко, точно залаяла собака, рассмеялся.

– Да, кроме этого.

Прайрат оценивающе на него посмотрел, и его тонкие губы искривились в странной улыбке.

– Власть, разумеется. Возможность делать то, что я хочу… должен.

Король перевел взгляд на окно, снаружи сидел ворон и чистил маслянисто-черные перья.

– И чего же ты желаешь, Прайрат?

– Учиться. – На мгновение бесстрастная маска придворного сползла, и появилось лицо ребенка – ужасного и невероятно жадного. – Я хочу знать все. А для этого мне требуется власть, которая является своего рода разрешением. В мире есть тайны, такие темные и глубоко спрятанные, что познать их можно, только если разорвать Вселенную и забраться в брюхо Смерти и Небытия.

Элиас махнул рукой, снова требуя свою чашу. Он продолжал наблюдать за вороном, который приблизился к стеклу и, наклонив голову, посмотрел на короля.

– Ты говоришь странные вещи, священник. Смерть? Небытие? Разве это не одно и то же?

Прайрат злобно ухмыльнулся, хотя что стало причиной, было непонятно.

– О нет, ваше величество. Ни в малейшей степени.

Элиас неожиданно развернулся в кресле и посмотрел мимо пожелтевшего черепа дракона с торчавшими наружу острыми, точно кинжалы, клыками, куда-то в тень.

– Будь ты проклят, Хенфиск, ты не видел, что я хочу получить мою чашу? У меня горит горло!

Пучеглазый монах поспешил к королю. Элиас осторожно взял из его рук чашу, поставил на стол, а в следующее мгновение ударил Хенфиска сбоку по голове так сильно и быстро, что монах повалился на пол, точно в него попала молния. Элиас спокойно выпил окутанное паром зелье, а Хенфиск, который растекся по полу, словно медуза, немного полежал, потом встал и забрал у короля пустую чашу, при этом его идиотская улыбка никуда не делась. Более того, стала шире и еще глупее, как будто Элиас сделал доброе дело. Опустив голову, монах снова скрылся в тенях.

Элиас не обратил на него ни малейшего внимания.

– Итак, решено. Фенгболд возьмет эркингардов, а также отряд солдат и наемников и отправится на восток. И принесет мне самодовольную, вечно поучающую голову моего братца, насаженную на наконечник копья. – Элиас помолчал немного, потом задумчиво проговорил: – Как ты думаешь, норны присоединятся к Фенгболду? Они яростные бойцы, а холод и темнота для них пустой звук.

Прайрат приподнял бровь.

– Думаю, это маловероятно, мой король. Мне представляется, что они не любят передвигаться при свете дня, к тому же предпочитают избегать смертных.

– Союзники, от которых никакого прока. – Элиас нахмурился и стал гладить рукоять Скорби.

– О, от них очень много пользы, ваше величество. – Прайрат кивнул и улыбнулся. – Они нам послужат, когда мы будем по-настоящему в них нуждаться. Их господин – наш главный союзник – об этом позаботится.

Ворон моргнул золотистым глазом, издал резкий звук, и потрепанная занавеска зашевелилась там, где он вылетел в окно на ледяной ветер.

– Пожалуйста, можно я его подержу? – Мегвин протянула руки.

На грязном лице юной матери появилось беспокойство, но она отдала ребенка Мегвин, и та подумала, что женщина, наверное, ее боится – королевская дочь в темном траурном платье и с какими-то странными манерами.