Ядовитые слова достигли цели.

– Тварь! Сволочь! – бросился на него Родька и в один миг оказался лежащим на половике коридора. Вем прижал его коленом так, что тот беспомощно извивался и кряхтел.

– Слезь с него! – Коль пристроил подсвечник на пристенной тумбе и попытался сбить Вемовея со своего брата, но не смог. – Я позову родителей!

Пришлось отпустить лопоухого, и тот шустро утек за спину Коля.

– Хотите еще поговорить по душам, милости просим, – прошипел Вем, как никогда в этот момент напоминая явившегося из испода* призрака – черноволосого, бледнокожего с острыми чертами лица и синяками под черными впадинами глаз, – затем скрылся в своей комнате.

– Бешенный, – прошипел Родион вослед обидчику.

– Я говорил, не связывайся с ним, – Коль отвесил легкий подзатыльник среднему брату, загоняя того в комнату и закрываясь на засов. – Он опасен. А после известия о смерти прадеда не в себе.

Вемовей ловко под умывальником смыл с лица театральную краску и, запалив печь, бросил в огонь рваную одежду. Стычка с кузенами немного улучшила настроение. День в целом неплох. К накопленным деньгам добавилась неплохая сумма. Скоро у него будет достаточно денег осуществить задуманное. Взгляд мальчишки скользнул по книжной полке, уставленной учебниками, и задержался на художественной миниатюре в бронзовой рамке. С потемневшего от времени портрета на него смотрел средних лет брюнет в военном мундире времен второй Панокийской войны. Мужчина как с тяжелым как подбородком, так и взглядом.

– Я отомщу за твою смерть, дед. Осталось немного, – пообещал подросток.

Изображенный на карточке Войслав Гранёв был ему прадедом по материнской линии, но Вем привык звать его дедом. Единственный родной человек. Родители отказались от него с рождения, и дед сам растил правнука. Вем загасил огонь свечи и нырнул под одеяло своей скрипящей кровати.

Ночью приснилось прошлое. Ему пять лет. Прадед вернулся с очередной поездки внезапно и в плохом настроении. Его плащ пах костром и дождем. За столом Войслав распек слуг за нерасторопность. После обеда долго гонял правнука на знание очередной сотни накладов*. За каждое неверно выговоренное слово на древнем языке дед бил его скипом по спине.

– Noiera mores kantitua! Четче! – распалялся он. – Враг не даст тебе ни единой секунды на размышление. Наклады должны слетать с твоих губ, как дыхание, без задержки. Еще раз!

Вем не жаловался. Он терпел боль и как никогда был счастлив. Дед снова лично занимался с ним. Уроки всегда давались ему легко. Благодаря феноменальной памяти и резвому уму он опережал своих сверстников по развитию. С полутора лет умел читать, с двух писать. В три безошибочно показывал на карте расположение источников вэи не только в родной империи, но и в Шуе, Чивани, Панокии. В четыре был способен рассказать общую Лароссийскую историю и историю соседних государств, коряво изъясняясь на трех иноземных языках, особенно на панокийском. Знанию языка врагов Лароссии дед придавал наибольшее значение. Причем в каждое Сотворение, начиная с трех лет, правнук получал в подарок искусный шест из дерева, подходящий ему по размеру и с удобной в обхвате рукоятью посредине древка. Эта болванка заменяла скип – колдовское оружие боевых вэйнов. Вем ощущал гордость от того, чьим преемником он станет.

***

Образование – единственное, что у него не отняли после гибели прадеда.

После того, как Войслава Гранева упекли в Мракот, острог для особо опасных преступников, навешав на него вину за чужие преступления, уроки для Вемовея не прекратились. Дед позаботился об этом. За обучение до его совершеннолетия взялся некий колдун Рафий Парисович Хольманов, что за невероятно щедрую плату обязался курировать процесс обучения Вема строго в соответствии с договором, расписанным на сотне листов и скрепленным вэй-печатями и кровью с обеих сторон. Только благодаря этой предосторожности деда Хольманов не вышвырнул его прочь, как проблемного правнука отступника, и не прикарманил деньги.