- Да что вы говорите? Да как же так! - удрученно качала головой мама. - Да он же совсем ещё малыш... Был! 

   - Почему вы решили, что именно "был"? - тут же спросил Марк. - Мы уверены, мальчик найдется! Раз вы его знали, то помогите нам, расскажите обо всем, что помните! 

    Мальчик... Чужие люди во дворе... Расспрашивают... Гриша не пришёл сегодня... У Гриши явные проблемы в семье... Мама странная... Паззл в моей голове сложился и, запихнув свои страхи поглубже, я заговорила с мужчиной. Сама! 

    - Я общалась с мальчиком вчера вечером. 

    Мне хотелось спрятаться за дверь, закрыть лицо руками, сбежать или хотя бы сделать пару шагов назад, увеличивая расстояние между нами. Но я стояла рядом с ним и даже... Даже медленно, но уверенно смогла поднять взгляд вверх и посмотреть в его глаза! 

    Я давно не смотрела людям в глаза. Да. Не могла. Понимала, что из-за этого некоторые, особенно редкие новые знакомые могут плохо думать обо мне. И тот факт, что я не находила в себе сил выдержать чужой взгляд, был неприятен самой, словно преграда какая-то существовала между мною и остальными, словно я недостойна... но не могла. Просто не находила в себе сил. 

    А тут вдруг смотрю в глаза! Да еще мужчине. Но просто Гриша пропал... Просто это был знакомый-незнакомый человек, который очень любит свою дочь и считает красивыми мои игрушки. Просто помимо обычной неприязни и страха, именно к Марку Изотову я испытывала еще и нечто похожее на расположение. 

    И какие же у него были глаза! К своему стыду я забыла о Грише. Я потерялась. Я выпала из действительности. Утонула, забылась... Даже комнату, привычные предметы и мамино удивленное лицо, перестала замечать, словно размылось все вокруг, словно отошло на второй план. Ни страха, ни боли, ни прошлого - все исчезло, растаяло, растворилось... в темно-карем, почти черном, омуте его глаз. 

    И мыслей в голове никаких, только сердце от страха барабанную дробь в груди выстукивает, да ногти до боли впиваются в ладони. 

    - Мы можем с вами поговорить? - спрашивает он мягко, словно с ребенком разговаривает, и взгляд не отводит, только ресницами на секунду глаза прикрывает. И мне бы, воспользовавшись секундной передышкой, оторваться от его взгляда, спрятаться в свою раковинку, а лучше всего, сбежать в свою комнату и запереть дверь, но я вдруг замечаю, какие у него ресницы - чёрные, длинные, изогнутые... И искренне удивляюсь - разве такие бывают у мужчины? И разглядываю его дальше. И отвечаю, не задумываясь над тем, что говорю. Отвечаю одновременно с мамой. 

    Я:

    - Да, можем. 

   Мама:

   - Нет, Катя не может. 

   Я ахаю - дошло, наконец, что делаю! Накрыло пониманием - я сама чуть не впустила его к себе! Нельзя! Ни в коем случае нельзя! Мама теряет дар речи. Последний взгляд, брошенный на Марка, прежде чем я скрылась в своей комнате, успевает впихнуть в мою память его удивленный вид и бровь, чуть изогнувшуюся в немом вопросе. 

10.  10 глава. Марк

  Десять минут я общаюсь в маленькой, напоминающей оранжерею или джунгли тропические, кухоньке с Натальей Аркадьевной и понимаю уже, что эта женщина толком ничего о мальчике и его семье не знает. А то, что знает, уже нам с Олегом известно. А вот Катя (я услышал и запомнил, как её зовут) помочь могла бы. И я почти готов был спросить у её матери, чем напугал, почему она так неожиданно скрылась в своей комнате. Но не успел. 

    Она пришла сама. Нерешительно, словно была гостьей, а не хозяйкой, в этом доме, замерла в дверном проеме. Несмело, будто ища поддержки, посмотрела на свою мать. Наталья Аркадьевна снова казалась мне удивленной, будто впервые видит свою дочь! Странные какие-то женщины. Загадочные. Непонятные.