Так что Унгерн покинул корпус отнюдь не потому, что горел желанием драться против японцев, а по причине своего плохого поведения и прилежания, сделавших неизбежным его отчисление.
Показательно, как изменилась данная Унгерну аттестация за время пребывания в корпусе. 12 августа 1903 года в ней утверждалось: «Очень хороший кадет, но ленив, очень любит физические упражнения и прекрасно работает на марсе. Не особенно опрятен». Что ж, равнодушие к своему внешнему виду и неопрятность были свойственны барону до конца жизни. Особенно это проявилось в Монголии, где и в самом деле условия гигиены были весьма тяжелыми. Но в целом неопрятность – грех небольшой, особенно в сравнении с теми, что Унгерну еще предстояло свершить. Поэтому эта первая аттестация барона выглядит вполне приличной. Но уже в январе 1905 года Унгерна характеризовали как кадета, от которого следует избавиться при первой возможности: «Весьма плохой нравственности, при тупом умственном развитии; правила корпуса не исполняет упорно, неопрятен, груб. Имеет плохие отношения с отчимом». В 1903 году поведение Унгерна было оценено как «очень хоошее», а уже в 1904-м – только как «посредственное». В 1903 году в исполнении служебных обязанностей барон был «чень исправен», а год спустя – уже «мало исправен». Вот в занятиях Унгерн неизменно был «мало прилежен» и «мало внимателен». Сухая теория и зубрежка его никогда не привлекали. Вот морская служба ему поначалу нравилась, почему в 1903 году барон в этом отношении характеризовался: «Способен, распорядителен». Но уже в 1904 году характеристика стала прямо противоположной: «Мало способен, мало распорядителен».
Словом, в Морском корпусе Унгерн показал себя капризным и своенравным воспитанником, не привыкшим подчиняться каким-либо уставам и требованиям дисциплины. Роман привык поступать только так, как он хочет, и не считаться с интересами и мнениями других. Для него существовала только та реальность, которую он сам себе придумал. Таким большим непослушным ребенком, в сущности, барон остался до конца жизни.
Знания, полученные в Морском корпусе, Роману практически не пригодились, поскольку почти вся его дальнейшая жизнь прошла вдали от моря. Морская романтика в общем оставила его равнодушным. Его влекла романтика дальневосточной тайги и монгольских степей, с которой он познакомился во время похода против Японии. И уже во время учебы в корпусе Роман оказался органически чужд всякой дисциалины. Вернее, сам он любил, чтобы ему подчинялись беспрекословно, а вот сам не терпел, чтобы его заставляли делать то, что он не хотел.
После ухода из корпуса барон 10 мая 1905 года поступил вольноопределяющимся 1-го разряда в 91-й Двинский пехотный полк. С ним он проделал поход против Японии, но, когда полк прибыл на театр военных действий в Маньчжурию в июне и переведен в 12-ф Великолуцкий пехотный полк, война уже кончилась, и на этот раз Унгерну не довелось принять участие в сражениях, как сообщается в его послужном списке 1913 года. За участие в походе он действительно был награжден «Светло-бронзовой медалью» и в ноябре 1905 года произведен в ефрейторы.
Отныне барон думал только о военной карьере. В октябре 1906 года он поступил в Павловское военное училище, которое окончил в 1908 году, но только по 2-му разряду. И здесь барон показал себя недисциплинированным и мало прилежным юнкером.
В первый раз в Монголии
7 июня 1908 года барон был выпущен по окончании училища в 1-й Аргунский полк Забайкальского казачьего войска с присвоением звания «хорунжий». С его итоговыми оценками не приходилось рассчитывать на выпуск в какой-нибудь гвардейский полк, куда обычно выпускали элитных «павлонов». Очевидно, он хотел служить поближе к местам, знакомым ему по японскому походу, а переход в кавалерию, скорее всего, позволял удовлетворить давнюю его страсть к верховой езде.