Но все же просто: плуг подымает пласт земли, туда бережно, или не очень, ложится картофелина или ее часть, другой плуг идет на некотором расстоянии и закрывает ещё одним пластом картошку. Принцип я объяснил, но похоже, что сегодня поучаствовать в этом увлекательном мероприятии не получится.

– Все, нынче серьезно. Ты, Петро, – обратился я к десятнику дружины. – Сегодня все тренировки отменяем, вызывай всех мужиков, которые только способны постоять за себя и за других. Не только дружину, всех привлекаем. Организовываем усиленные караулы, посты, никого на территорию поместья не пускать, – приказал я, потом немного задумался и решил добавить, чтобы объяснить положение: – У господина Жебокрицкого кто-то ночью поджёг амбар с зерном, и мне о том известно. А он может подумать, что это сделали мы.

– Простите, барин, а это сделали не мы? – с хитрым прищуром спрашивал Петро.

Все больше этот большой человек осваивается рядом со мной и проявляет свой сметливый ум.

– Нет! – решительно ответил я. – Кстати, и верно. Пошли кого-нибудь к Жебокрицкому, чтоб ему передали: поджог был сделан не нами, но, если он ещё что-нибудь сделает против меня или моего поместья, моих людей – я сожгу и его дом, и его самого… Нет лучше про дом и его самого не говорить. Просто сообщить, что может случиться непредвиденное.

Сложное решение, конечно, стать на осадное положение в тот момент, когда ещё посевная не закончилась. Но безопасность для меня на первом месте. Нет, не столько я беспокоюсь о себе, сколько о том, что у Жебокрицкого может сорвать крышу, и тогда он развяжет междоусобную войну со смертями, взрывами, стрельбой, засадами и поджогами всего, что горит. Вот этого допустить никак нельзя. Резонанс будет. Случится расследование, и ещё неизвестно, на чью сторону встанет так называемое «местное правосудие». Врагов у меня в городе хватает. Кстати, о них… Что-то молчат, не дергают.

Мог ли Кулагин прислать своих людей сжечь мой дом? Мог, но верится с трудом. Тем более, что в ходе расследования были опрошены станционные смотрители всех почтовых станций в округе, проверены гостиные дома в Луганске, Славяносербске. Не было подозрительных личностей. Всякие обретались в городках и на станциях, но моему описанию Тараса никто не соответствовал.

– Вакула, берёшь свой десяток. У кого есть сабли и кто умеет ими владеть, также быстро вооружиться, и выдвигаемся на дорогу, что ведёт в усадьбу Жебокрицкого, – продолжал приказывать я. – Срочно сообщите о случившемся господину Картомонову, скажете ему, где меня найти.

Голову вдруг пронзила мысль, что, может быть, сегодняшний поджог – дело рук моего крестного. Он немало кричал о том, что нужно сжечь Андрея Макаровича Жебокрицкого вместе с его домом. Я-то воспринимал эти воззвания как браваду, за которой не будет решительных действий. Но кто знает, не случилось ли здесь, как в той поговорке про мальчика, который постоянно кричал, что волки идут грызть овец? И в тот момент, когда и вправду так произошло, мальчику никто не поверил.

– Бах! – грохнул выстрел, когда не сильно спеша, конь-то мой уставший, я ехал к, так сказать, «дальней заставе».

– Быстро за мной! – выкрикнул я, хлестнув коня плеткой в бок.

На моей земле стояло более двадцати конных, при этом у них были ружья. У меня ружье было да два пистолета – вот и всё огнестрельное оружие. Но нельзя показывать своего замешательства. Да и не было растерянности. Уж хотели бы убивать, так стреляли бы в нас. А эти ждут.

– Почему вы на моей земле, еще и с оружием? – выкрикнул я еще за метров тридцать до грозных незнакомых мужиков.