– Дерьмо! У меня лучше.
– Кницлер, чего ты там возишься?
– Тут между траками застряли бычьи рога.
– Так выдерни их. Вместе с черепом.
– Этим и занимаюсь, камарад.
– Русские! – закричал водитель. – Вон они, вон…
Вдоль лесной опушки перебегали красноармейцы с винтовками, сумки противогазов прыгали за их спинами.
– Всем вниз. Люк! Пулемет. Быстро…
Пулемет, проглатывая обойму, отбрасывал в парусиновый мешок опустошенные гильзы. Русские скрылись в лесу, и лес принял их в себя и растворил их в себе. Стало тихо.
– А где же их танки? – вдруг спросил фельдфебель.
Танков, увы, не было. Народ был потрясен, и, чтобы успокоить людей, Москва намекала в печати, что передовой рабочий класс Германии возмущен нашествием на первое в мире социалистическое государство и скоро, мол, пролетариат ответит Гитлеру революцией. Политруки перед боем по-прежнему твердили о классовой солидарности трудящихся всего мира, и на фронте не однажды бывали случаи, когда боец вставал из окопа, крича дружески:
– Эй, геноссе… я – арбайтер… не стреляй!
Ответом была длинная очередь из черного «шмайссера».
Такова сила и мощь великой «пролетарской солидарности», о которой так много у нас болтали… Вот и доболтались!
………………………………………………………………………………………
Ровно в 11 часов дня 22 июля Гальдер записал в дневнике: «Паулюс сообщил мне о заявлении статс-секретаря Вейцзеккера. Англия, узнав о нашем нападении на Россию, сначала почувствует облегчение и будет радоваться распылению наших сил. Однако при быстром продвижении германской армии ее настроение быстро омрачится, так как в случае разгрома России наши позиции в Европе крайне усилятся».
Он отложил перо:
– Итак, кости брошены на стол, начинаем игру.
– Большую игру, – подчеркнул Паулюс.
– Да, какой еще никогда не вела Германия, но еще никогда Германия и не была сильна так, как сейчас.
Упругие танковые колонны (Манштейна, Гудериана, Клейста, Гота и Гёпнера) железными «метелками» гусениц расчищали дорогу армиям Лееба, Бока и Рундштедта. Против этой быстро несущейся лавины Москва определила три главных направления обороны, которые доверила прославленным маршалам – Ворошилову (против Лееба), Тимошенко (против Бока) и Буденному (против Рундштедта). В ставке Гитлера понимали, что Сталин желает использовать высокий авторитет героев гражданской войны…
В состоянии эйфории Гитлер объявил, что теперь Красная Армия – это чья-то нелепая шутка!
– Сталин, очевидно, решил, что ему предстоит новая «оборона Царицына», как в девятнадцатом году, поэтому он и пугает меня своими кавалеристами… Но где же их танки?
Кейтель с Йодлем – неразлучны. Но Кейтель побаивался авторитета Йодля, уже готовя ему всякие пакости, хотя внешне они казались большими друзьями, и оба с одинаковым неудовольствием видели, что их иногда опережает Хойзингер.
Вот и сейчас он торопливо выступил с готовым ответом:
– Мой фюрер, наши Т-IV протыкают русские танки снарядами насквозь, словно это коробки для обуви. Их броня всего пятнадцать миллиметров; они ходят на легком бензине, и потому от первого попадания вспыхивают, как шведские спички.
(Хойзингер имел в виду наши старые БТ-7, Т-26 и Т-28, известные по парадам на Красной площади.) Гитлер спросил:
– А где же их новейшие на тяжелом топливе? Не меня ли вы пугали танками заводов Сталинграда и Челябинска?
– Кёстринг, сидя в Москве, что-то напутал.
– Гальдер, дайте ему как следует по мозгам.
– С удовольствием это сделаю, – обещал Гальдер, не простивший Кёстрингу «контору по скупке мебели…».
…Прощай, милый Цоссен, где по вечерам так сладко пахло резедой и левкоями! В канун войны ОКВ отыскало глухое урочище в дремучем прусском лесу. Сюда согнали пленных офицеров-поляков, началось строительство ставки Гитлера, которую он пожелал назвать «Вольфшанце» (что значит «Убежище волка»). Бетон и колючая проволока, минные заграждения и сигнализация обеспечивали Гитлеру непроницаемость тайны, в которой он собирался выиграть войну. Поляки закончили работу, их отвели в лес и уничтожили, чтобы сохранить тайну. Над личным бункером Гитлера была уложена такая броневая плита, которую не расколет никакая сатанинская сила. На поверхности земли в «Вольфшанце» остались блоки штабов и казино, казармы охраны и служебные постройки, крыши которых маскировали кусты и даже деревья. Все остальное упряталось в глубину. Подземные помещения напоминали железнодорожные вагоны класса «люкс», с коридорами и дверями, ведущими в отдельные кабинет-купе. Всюду сверкали кафель и никель, каждому генеральштеблеру – ванна с душем и собственным унитазом. Паулюс теперь общался с Берлином по телефону, жена порадовала его благополучной беременностью дочери.