Главное сочинение своей жизни Крестовский создал, пребывая всего лишь в 25-летнем возрасте. Впрочем, в те времена люди взрослели рано, а уж люди творческие – и подавно. На тот момент Всеволод Владимирович был более-менее известен в литературных кругах в первую очередь как поэт – автор гражданской и любовной лирики. А положенная на музыку его поэтическая баллада «Ванька-ключник» уже устойчиво воспринималась как посконная народная песня. Это ли не подлинное признание?..

Крестовский жил, перебиваясь литературными заработками и уроками, а в свободное от занятий время водил дружбу с личностями, преимущественно творческими. Такими, как Аполлон Григорьев, Николай Лесков, Лев Мей, Николай Помяловский, Федор Достоевский. Правда в ту пору все они еще не входили в литературную богему, но уже были довольно близки к ней.

По признанию самого Крестовского, идея создания книги о жизни обитателей столичного дна пришла к нему в 1858 году. После того как он, студент историко-филологического факультета университета, мало того что сделался невольным свидетелем сцены избиения падшей женщины в Таировом переулке, но еще и посетил, из внезапно охватившего любопытства, один из расположенных здесь же притонов.

«…Да, милостивые государи, живем мы с вами в Петербурге долго, коренными петербуржцами считаемся, и часто случалось нам проезжать по Сенной площади и ее окрестностям, мимо тех самых трущоб и вертепов, где гниет падший люд, а и в голову ведь, пожалуй, ни разу не пришел вам вопрос: что творится и делается за этими огромными каменными стенами? Какая жизнь коловращается в этих грязных чердаках и подвалах? Отчего эти голод и холод, эта нищета разъедающая, в самом центре промышленного богатого и элегантного города, рядом с палатами и самодовольно сытыми физиономиями? Как доходят люди до этого позора, порока, разврата и преступления? В тот достопамятный – лично для меня – вечер, когда я впервые случайно попал в одну из трущоб, вопросы эти и мне пришли в голову. Та невидимая драма, которая осветилась для меня – частью по услышанным и подхваченным на лету урывкам, частью же по собственной догадке и соображениям, – невольно как-то сама собою натолкнула меня, вместе с вышеизложенными вопросами, на мысль романа».

Поглощенный не лишенной оригинальности идеей Крестовский приступает к сочинению повести с рабочим названием «Содержанка». Но литературный процесс продвигался туго – выходцу из старинного, хотя и обедневшего дворянского рода, поэту-романтику явно не хватало фактуры и знания предмета. А тут еще в какой-то момент приятель, автор «Мещанского счастья» и «Очерков бурсы» Николай Помяловский присоветовал не размениваться на малые формы и создать полновесный роман в стилистике необычайно модных в ту пору «Парижских тайн». И вот тогда, воодушевленный подкорректированным замыслом, Всеволод Владимирович, что называется, пустился во все тяжкие. Здесь – сугубо с исследовательской целью, разумеется…

Когда в одиночку, а когда и с друзьями (воспоминание об одном из таких походов впоследствии оставит Николай Лесков) Крестовский начинает методично обходить злачные питерские места – «Вяземскую лавру», Таиров, Лиговку, «Малинник», Глазов кабак, трактир «Ерши». Быт и царящие в последнем нравы будут впоследствии мастерски выписаны им в романе – именно в «Ершах» завязываются и сходятся многие сюжетные линии «Петербургских трущоб».

В свои авантюрные и достаточно рискованные экскурсии Всеволод Владимирович чаще всего отправлялся под «залегендированным предлогом», искусно маскируясь: то под нищего, то под работягу, то под забулдыгу. В основном – прокатывало, но изредка возникали ситуации, когда приходилось либо спасаться бегством, либо пускать в ход кулаки. А то и вовсе проводить остаток ночи в полицейском околотке, где Крестовский однажды очутился, угодив под масштабную облаву (эдакое нынешнее полицейское «маски-шоу»), учиненную все в тех же приснопамятных «Ершах». Вот уж воистину – искусство требует жертв!