С этих пор бомбоубежище стало самым людным местом в квартале. Народ там толпился всегда, даже в спокойные часы. Особенно много народу было в том углу, где Антонина Трофимовна поставила письменный стол и устроила штаб. Там сидела она под стосвечовой электрической лампочкой перед телефоном, окруженная плакатами, распределяла дежурства, раздавала поручения. Дел и обязанностей у нее было великое множество; одни дежурства требовали бесконечных согласований, увязок и переговоров, потому что дежурили почти круглосуточно – и на крыше, и у ворот, и у парадных. Затемнение в таком большом и населенном доме требовало тоже немало забот.

– Сходи, милая, на четвертую лестницу, на третий этаж, там окно светится.

– Что ж вы, милая, выдаете наш дом немцам? У вас там, в третьем окне, все расклеилось.

– Абрам, бегите сейчас же в одиннадцатый номер, взломайте дверь. Уже темнеет, а они там все ушли, свет не выключили и окон не занавесили.

А сколько хлопот было с переселением жильцов из разбомбленных домов в пустые квартиры эвакуировавшихся летом граждан! Дело это было сложное и хлопотливое до крайности, потому что нужно было и переселенных разместить, и во что бы то ни стало сберечь площадь военнослужащих, и не подвергнуть опасности оставленное имущество эвакуированных. Об эвакуированных и об их имуществе Антонина Трофимовна очень заботилась, но, кажется, ей милее были те, кто остался.

– Мы здесь на фронте, – повторяла она значительно, и слушавшие ее женщины с гордостью думали о том, что они остались, даже те из них, которые не уехали только потому, что не успели.

Соня, сидя в подвале, влюбленными глазами глядела на Антонину Трофимовну, мечтая о том. что следующее поручение Антонина Трофимовна даст именно ей. Застенчивость мешала ей просить, она не решалась заговаривать, и поручения выпадали на ее долю самые мелкие: сбегать куда-нибудь, что-нибудь кому-нибудь передать. Она бросалась их исполнять с необычайным рвением, и в конце концов Антонина Трофимовна обратила на нее внимание. Получилось это случайно: Антонина Трофимовна пошла проверить ящики с песком, расставленные на чердаке и на всех лестницах, и взяла с собой Соню.

Ящики с песком были расставлены для того, чтобы тушить зажигательные бомбы. Вначале все смотрели на эти ящики как на предметы военные, немного загадочные, и относились к ним почтительно. Но мало-помалу жильцы к ним привыкли и стали швырять в них что попало: окурки, мусор. Это был непорядок, и Антонина Трофимовна решила обследовать ящики.

– Ты внучка профессора Медникова? – спросила она Соню, когда они в четвертый раз поднимались на шестой этаж.

– Да, – ответила Соня, польщенная тем, что в голосе Антонины Трофимовны чувствовалось несомненное уважение к тому, что дедушка ее профессор.

– А почему твой дедушка никогда не ходит в бомбоубежище? Ведь вы на шестом этаже живете?

– Он не боится. Он всегда говорит, что в следующий раз пойдет, а сейчас немец непременно промахнется.

– Это неправильно, – сказала Антонина Трофимовна.

Соня промолчала.

– В каком же ты классе, милая? – спросила Антонина Трофимовна, когда они добрались до следующей площадки.

– В девятый перешла, – сказала Соня, еще больше польщенная таким вниманием. – Но наша школа эвакуировалась…

– Ты пионерка?

– Меня еще зимой в комсомол приняли…

Антонина Трофимовна легко шагала впереди по лестнице не оборачиваясь. Соня почтительно следовала за ней.

– Погоди, я тебя со своими комсомолками сведу, – сказала Антонина Трофимовна. – Там у меня золотые девушки есть.