– Разбойствовать что ли? – с укоризной спросил Лёха, помощник механика, молодой матрос первогодка.

– Разбойствовать это если для себя, – объяснил Панкрат. – А мы для революции. За идею.

– Не, не, Панкрат, погодь, – перебил его Ваня. – Что тот жидок в кожанке балалайкал? Дисциплина, дескать у них, партийная. Мол, все, баста. Мол, они не эти … как их?

– Анархисты, – подсказал Панкрат.

– А это что значит? – продолжил Ваня загадочно. – А?

– Да давай уже, не тяни кота за тельняшку! Говори! – выразил всеобщее нетерпение Миха.

– А значит, анархистам можно!

– Что можно?

– Эксы! Чугунная твоя болванка! – Ваня самодовольно сложил руки на груди.

С минуту братва обдумывала услышанное. Решение за всех принял Миха:

– Ну тады айда к этим … к анархистам.

Так матросы «Рынды» оказались на Полюстровской набережной, на бывшей дачи Дурново. И ни разу об этом не пожалели. Речи анархистов, а главное их порядки, морякам пришлись по душе. И анархистам понравилась разбитная и не жадная братва.

На следующее утро, после вольной попойки, прикидывали детали экса.

– Так у нас тоже наганы имеются, – говорил Коля, матрос-кочегар. – А у Шурки вон, даже маузер.

– Ха, наганы, маузер. Пулемет есть. Забыли?

– Так он же не наш. Он при штабе …

– А что товарищ Блейхман говорит? Собственность достояния общества. Значит и пулемет наш.

– Кто тебе его даст, дура?!

– Кончай рамс, братва! – гаркнул Миха. Угрюмый, здоровый и злой. Никто с ним не спорил. Во всяком случае без ущерба для себя. – Чё предлагаете?

– Пулемет нам без надобности, – продолжил Ваня. – Да и в банки мы не сунемся, там нынче своих наганов до балды. Тут идейные товарищи, толи большевики, толи эсеры, черт их разберет, вот что мне пропели. Мол, их брата и сажали, и к стенке ставили, и в ссылку за Урал отправляли. А нынче, когда революция, буржуи эти, что по судам заседали, живут себе как и жили. В ус не дуют, совестью не страдают. Чуете?

Говорил он обращаясь, в первую очередь, к Михе. Здоровяк же недоуменно покачал головой.

– Эх, – Ваня широко улыбнулся и увлеченно продолжил. – Этих-то буржуев мы и посчитаем.

Поднял трехпалую ладонь и принялся загибать оставшиеся пальцы.

– Добро у них есть, нажили. Раз. Не в уважении. Никто заступаться не будет. Два. И три, перед товарищами мы герои, за справедливость. А?

Повисло молчание. Каждый из матросов переваривал услышанное. Первым заговорил Шура.

– Да не хрен тут кумекать. Жрать чего-то надо. Или разбегаемся кто куда.

Идея оказалось славной. У первого же буржуя, мирового судьи, добра забрали столько, что хватило бы на неделю харчевания в дорогущем «Кюбе». Но братва решила по-другому. Из хозяйского кабинета на даче Дурново, превратившейся в штаб анархистов, спустили в подвал тяжеленный несгораемый шкаф. Добычу складывали туда и брали равно столько, сколько решил комитет, то есть сход.

Именно этот шнифер и должен был охранять Тудуп.

– Твою мать, Тудуп! Было же сказано, пост не оставлять. А если генерал ширма? Лепит нам про родину, а офицерня шниф чистят! Живо вниз!

– Какой генерал? – казалось бурят его не слышит. И не прикажешь. Свободу товарища надобно уважать.

Не дожидаясь ответа, Тудуп выглянул за бруствер. Встал смирно и громко заорал:

– Здравья желаю ваше высокопревосходительство!

Эту фразу он заучил наизусть и выговаривал ее, хоть по слогам, но без ошибок. По началу Рындовцы удивлялись как это нерусского взяли на флот. И не в простые матросы, а денщиком вице-адмирала. Разгадка оказалась проста. Господин Карцов, бывший директор Морского Корпуса, держал бурята при себе еще со времен русско-японской войны. Дело все в том, что Тудуп умел делать со здоровьем Виктора Андреевича то, что не умели врачи. Может дело было в особых травах, может в заклинаниях, матросы не знали. Но на «Авроре», на предыдущем месте их с вице-адмиралом службы, бурята звали не иначе как шаман.