– Время, Вика, – снова сказал он. – Поплачешь на похоронах, если захочешь. Жду тебя внизу.

***

Головная боль усиливалась, а мысли путались. Кое-как взяв себя в руки, я небрежно стерла с лица темные потеки слез перемешанных с тушью для ресниц и медленно поднялась.

Охранник предусмотрительно принес мою одежду, так что как только я оделась, Борис равнодушно окинул меня взглядом и молча вышел в коридор, игнорируя встречающихся ему на пути людей.

Оказавшись на улице, мне в лицо ударил поток холодного мартовского ветра, обжигая мокрые щеки, и я поежилась, чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза с новой силой. Тяжело признавать, что я теперь сирота.

– В машину, – был дан короткий приказ Кравцова. Он распахнул передо мной заднюю дверь внедорожника и ждал, когда я подойду.

Прерывисто вздохнув, я покорно подошла и забралась внутрь, складывая подрагивающие руки на коленях.

– Пристегнись, – бросил мужчина, а затем захлопнул дверцу, обошел капот и сел за руль.

Я по-прежнему отказывалась верить в то, что буду жить под одной крышей с этим чудовищем. Конечно, я могла возмутиться, прогнать его, но даже горюя понимала, что сама ни за что не справлюсь с нависшими над головой проблемами. Я ничего не понимала в ресторанном бизнесе и, скорее всего, без вмешательства специалиста он закроется за пару месяцев. И если учеба в университете полностью оплачена, то вот дом ежемесячно требовал кучу затрат. К тому же мне вообще не у кого было просить помощи – ближайших родственников у меня не было, а дальним я не нужна, поэтому оставался Борис Кравцов и его раздутое до небес эго.

Когда я отвернулась от окна и посмотрела в зеркало заднего вида, то Борис тоже поднял глаза, и мы встретились с ним взглядами. Это длилось всего мгновение, но этого было достаточно для того чтобы я нервно вздрогнула.

Я наблюдала за тем, как мимо проносились магазины, люди, машины и все были заняты своими делами, никому не было дела до девочки, потерявшей сегодня своего отца.

Когда Борис привез меня домой и буквально под конвоем завел внутрь, где топтались полицейские, я едва не захлебнулась от подступающей к горлу паники. Она душила и сковывала меня, не позволяя сделать спасительный вдох.

Кто-то пытался допросить меня, но Кравцов загородив меня собой, а позже и вовсе выставил посторонних за дверь.

– Послезавтра похороны, – сухо проговорил он, когда я сидела на кухне, а Мария Николаевна стояла рядом и капала мне из флакончика в стакан успокоительное. – От тебя требуется лишь присутствие. С ректором я договорился, на учебу вернешься, когда будешь готова, – мужчина перевел взгляд на домоправительницу. – А вы теперь будете работать на меня, – и, не дождавшись от нас какой-либо реакции, развернулся и пошел прочь из дома.

– Викуша, милая! – женщина посмотрела на побледневшую меня и протянула мне стакан. – Как же Александр Валерьевич мог доверить тебя этому человеку?

Да я и сама неоднократно задавалась этим вопросом, но найти объяснений не могла.

– Не знаю, Мария Николаевна, – тихо проговорила, вертя в руке стакан. – Вы простите, но я хочу побыть одна, – я опрокинула его содержимое себе в рот. А затем поднялась и пошла к себе в комнату.

Чувствовала я себя странно – домоправительница дала какое-то успокоительное средство, после которого я совсем не испытывала эмоций. Мне настолько было на все наплевать, что даже если бы меня сейчас пришли убивать, то я подала бы своим убийцам нож. Я была в вакууме, из которого чувства и эмоции не могли вырваться наружу, и от этого я ощущала себя какой-то неживой.