Перевалили через речушку. По обе стороны тянулись поля с невысокими лесополосами. Тикали километры на счетчике. Чирикали птички – хотя на самом деле этот звук был только в моем воображении: шум байков пугал всю живность в округе.
Осталось позади Луговое. Примерно треть пути за спиной. Я немного успокоился. Ровно настолько, чтобы сообщить о подозрениях:
– Казак, прием. Тебе не кажется, что здесь слишком тихо?
– Нормально здесь. И вообще – чем малолюднее дорога, тем меньше на ней любителей наживы пасется. Учись, паренек, пока я жив. На крупную трассу лезет крупная рыба, а двинешь по проселку – останешься цел.
Я решил не пререкаться. Лет десять назад так и было. Только сейчас куда лучше быстро пройти по хорошим трассам, чем бултыхаться по кочкам.
Рытвины никуда не думали пропадать. Райды уже плюнули и перестали объезжать ямки, лишь выбирали не очень глубокие. Любой горнолыжник, увидев наш слаломный путь, удавился бы от зависти. Старенький «КамАЗ» урчал, взревывал, пылил. Едущий сразу за ним Букашка то и дело звучно чихал. От его чихов фонило в наушниках и вместо «будь здоров!» его посылали в Монголию или того подальше.
Я ехал за Букашкой на приличном расстоянии, да и шлем у меня был получше. На экипировке я не экономил, почти все деньги с последних двух конвоев в нее вложил.
Время от времени я даже отвлекался и думал о Лере. Удивительная девушка все-таки. Интересно, что бы она сказала об этой трассе?
Дэйзи на экране нахмурилась и посоветовала следить за дорогой.
Миновали Ольховку. Леса подступили ближе. Солнце перевалило высшую точку. Я с неудовольствием покосился на светило. По темноте ехать совершенно не хотелось, конвой еле тащился, в звуке моторов чудились жалобные нотки.
За поворотом показалась небольшая деревня, даже не деревня – хутор из нескольких прилепившихся друг к другу домов. Зашипело в наушниках:
– Возле второго дома остановка.
– Шеф, гнать надо, время уже два!
– Я сказал, возле второго дома.
Темнит Казак, сильно темнит.
На хуторе простояли не так уж и долго. Казак выпрыгнул из кабины грузовика, неспешно размялся, закурил сигарету и только после этого подошел к железным воротам. Несколько раз громыхнул по ним кулаком:
– Эй, хозяева, отворяй! Отворяй, кому говорю!
Со двора не доносилось ни звука, даже собаки не лаяли. В кустах зашумело, оттуда вылез здоровый русый детина с древней берданкой наперевес.
– Не шуми. Батя заждался уже.
– А, это ты? Чего не отворяете?
– Шуметь не надо. Идем.
Детина отпер ворота снаружи. Те раскрылись со скрипом, достойным подъемного моста века эдак семнадцатого.
Казак скрылся во дворе. Пользуясь передышкой, из кабины вылез водитель, спросил воды. Ему рассеянно дали термос, внимание байкеров полностью занимали ворота.
– Слушайте, может, у шефа там родня?
– Не. Он с юга будет, с Дона. Какая тут родня…
– Дела нехорошие, народ. Когда это конвой так останавливали посреди дороги?
– Не было такого.
– Ты-то откуда знаешь, Букашка? Это какой твой конвой. Второй? Третий?
– Пятый.
– Слышь, водила, мож, ты чего скажешь?
– Ничего не скажу. Я просто еду в Брянск.
Из ворот вышел Казак в сопровождении четырех дюжих парней с двумя продолговатыми ящиками. Байкеры зашумели, но возражать не решились. Ящики забросили в кузов. Местные исподлобья хмуро наблюдали, как конвой трогается с места. Я посмотрел на того парня, который отпирал ворота. В его взгляде ничего не читалось: ни заинтересованности, ни злобы, ни зависти. У него были глаза человека, которому ничего не нужно.
Как-то сразу разговоры в эфире смолкли. «Черный» груз – больше мороки. Нельзя сказать, что байкеры совсем уж брезговали такими штучками, но гораздо удобнее работать по-честному.