Володя нарисовал не только план квартиры, но и все продумал внутри, навел шик, так сказать, хотя хрущевка и шик – понятия прямо противоположные, разве что оба слова с глухих шипящих начинаются. Но все равно красиво и изысканно получилось, под стать семье известного советского поэта. Квартирные внутренности сияли белизной и свежестью, необычностью выделялся лишь кабинет Роберта. Дверь в кабинет запиралась на навесной английский замок, который страшно клацал, словно каждый раз что-то проглатывал, а сама она была обита черным дерматином с толстым слоем ваты, чтобы не просачивались звуки ни туда, ни оттуда. Кабинет был самой большой комнатой в квартире – метров двадцать, и эти метры перерезала пополам легкая этажерка от пола до потолка, которая отделяла рабочее место от заслуженного отдыха.

Поля с Лидкой категорически отказались ехать смотреть квартиру заранее, мол, ни к чему это, переедем разом, и все, у всякой песни свой конец.

Собирались бабоньки долго, все оттягивали переезд, придумывая уловки, чтоб ну хоть на недельку задержаться в подземном насиженном гнездышке, хоть еще на денек, а потом еще и еще.

– Аленушка, мне надо еще всякие справки собрать, – говорила Поля, отводя для верности взгляд, чтоб не выдал, – потом сложно будет ехать, это ж вон в какую даль переселяемся!

– Так давай я с тобой все быстро обойду, что тебе нужно? – Алла чуяла, что дело не в справках, ну или не совсем в справках.

– Там везде разное время работы, собес, домуправление, паспортный стол, надо ж все обойти, я потихонечку, зачем такая спешка, мне, мать моя, не сорок лет! И даже не пятьдесят!

Потом Поля решила забрать карту из поликлиники, где попросилась к невропатологу, чтобы тот прописал ей что-то для памяти, уж очень забывчивой стала, ну и какие-нибудь успокоительные таблетки специально от переезда. Дома сказала, что врач посоветовал передохнуть, и Поля взяла еще недельку отсрочки – отлежаться в родной комнате на старом месте и на родном топчане. Ну и все в таком же духе. Потом сломался зубной протез, а починить его мог только Васька-сосед, работающий на Никитской техником по зубам, а кто, как не он, мог Поле вправить зубы?

Затем была пробная вылазка в продуктовый магазин на Кутузовский.

– Представляешь, эта хабалка обсчитала меня на тридцать копеек! – победно кричала Поля Лидке и Алле в надежде, что это известие остановит их от непродуманного переезда.

– Какая хабалка?

– Да кассирша в вашем кутузовском продуктовом. Больше в этом районе в магазин ни ногой! Лучше бы здесь, у своего дома, все накупила! Так нет, поперлась туда! Проверить! Проверила! Надули! Мои-то меня все знают! Никогда бы не обжулили!

Этот маневр тоже не удался, и подготовка к переезду продолжалась.

Роба с Аллой собирались недолго, в основном перевязывали книги, которые, собственно, и составляли основу багажа. Мебели почти не набралось – и Поля, и Лидка спали в подвале на топчанах, сколоченных из досок, с матрасом сверху. Матрасы брать побоялись, все помнили, как долго боролись с клопами, а вдруг и в новую квартиру они перетащатся? Ну и помимо этого топчаны, как говорила Алена, стыд и позор, решили всем купить по тахте, которые только что появились в продаже и вошли в моду, эдакий полудиван-полукровать. Но Поля стала сразу ворчать и по этому поводу:

– Вот придумают же, ей-богу, слово – «тахта», чего названия-то разводить, разве что от безделья? Тахта… Ох-ох-ох, да уж, надо жить долго, чем дольше живешь, тем больше удивляешься… Тоже мне, тахта… Лежак, он и есть лежак… Может, все-таки свои возьмем, а, Аллусь? Может, не будете под закат мне делать нервы? Дайте хоть доспать счастливой на моем стареньком!