Царь Фердинанд I провозглашает государственную независимость Болгарии. Фото. 1908 год


Торжественные аккорды исторической оды независимости – монумент русскому царю-освободителю Александру II в центре Софии (работы итальянского скульптора) и каменная башня на перевале Шипка (опять же с бронзовыми львами), прославляющие новоболгарскую государственность под попечительством империи Романовых. Подобных, больших и малых, памятников признательности русским за все хорошее на территории Болгарии поставлено немало. В середине XIX века российское общество было охвачено сочувствием к южным славянам. В 1860 году Иван Тургенев опубликовал роман “Накануне”, главный герой которого, болгарский студент Московского университета Дмитрий Инсаров, не мыслит для себя счастья, если несчастлива его родина: “В моем Отечестве не найдется горстки земли, которая не была бы пропитана кровью героев”. Инсаровскую страсть освободить Болгарию Тургенев сочетает с ожиданием российских общественных реформ и избавления от крепостной зависимости. Другое дело, что Инсаров не победил, а умер от чахотки, так и не увидев родину, а его русская возлюбленная, типичная тургеневская девушка, отправилась за Дунай в одиночестве, где стала конечно же сестрой милосердия на проигранной ее Отечеством войне. Критика зло шутила над писателем: “За этим ‘Накануне’ не наступит завтра”, Тургенев даже подумывал об “отставке из литературы”, но утешился и написал “Отцов и детей”. Ожидание счастья обернулось в романе “Накануне” трагизмом одиночества, и это горестным образом перекликалось с драмой болгарской повстанческой борьбы. Русский император снова и снова посылал полки на Балканы, студенты и гимназисты записывались в армию добровольцами, чтобы погибнуть за тридевять земель, дамы вышивали для ополчения шелковые знамена, журналисты публиковали пламенные тексты, поэты сочиняли прочувственные строфы. Вот фрагмент стихотворения Якова Полонского “Болгарка”:


Памятник царю-освободителю Александру II в Софии. Фото. До 1918 года. Государственное агентство “Архивы”, София

Без песен и слез, в духоте городской,
Роптать и молиться не смея,
Живу я в гареме, продажной рабой
У жен мусульманского бея.
<…>
Приди же, спаситель! – бери города,
Где слышится крик муэдзина,
И пусть в их дыму я задохнусь тогда
В надежде на Божьего Сына!..

Спаситель в итоге пришел и взял города; стихли, как и хотел поэт, крики муэдзина. Сентимент в жизни кое-что значит, но национальные интересы определяются все же прагматическими соображениями политики. Это понимали, конечно, не только многие болгары, но и, с самого начала, трезвомыслящие романовские царедворцы. “Освобождение христиан из-под ига – химера. Болгары живут зажиточнее и счастливее, чем русские крестьяне; их задушевное желание – чтобы освободители по возможности скорее покинули страну”, – писал о кампании 1877–1878 годов русский генерал Эдуард Тотлебен. В начале следующего века на румынском и салоникском фронтах Первой мировой болгарские солдаты, иногда плечом к плечу с “историческими соперниками” османами, сражались против “исторических союзников”, а у черноморского побережья и в низовьях Дуная болгарские катера успешно ставили минные заграждения против русских кораблей. Это расстраивало, например, главного классика болгарской литературы Ивана Вазова, автора образцового национально-освободительного романа “Под игом”. В 1876 году в стихотворении “Россия”, превращенном потом социалистической пропагандой в мантру русско-болгарской дружбы, Вазов с молодым задором из румынской эмиграции призывал освободителей прийти на землю своей страдающей родины: