(“плавильного тигля”), пусть и с издержками, но в целом продуктивно сработавшей, как считается, в США.

На Балканах на западное пренебрежение реагируют с обидой, еще и потому, что не хотят забывать и не устают напоминать: европейская цивилизация, насчет которой вы теперь так надуваете щеки, начиналась именно здесь, на Олимпе и Парнасе. Константинополь столетиями оставался самым большим городом в мире. Именно здесь, в византийских пределах, христианство сумело уберечь свои традиции, когда Западная Европа в сумерках Средневековья оказалась под властью вчерашних варваров. Османская империя поры своего восхождения и эпохи своего расцвета была передовым государством, у которого надменные соседи много чему могли бы научиться, если бы захотели. В конце концов, именно на этих просторах животворящий крест после многих сражений одержал верх над исламским полумесяцем, причем вклад в общую победу народов, оказавшихся на линии огня и надолго утрачивавших или вовсе не приобретших государственность, остается недооцененным.


Центральная улица Дубровника (Рагузы) – Страдун. Фото. 1901 год. Венгерский географический музей, Эрд. Фото: FORTEPAN / Magyar Földrajzi Múzeum / Erdélyi Mór cége


Процитирую американского историка Джудит Херрин: “Самое главное, чтобы вы поняли: современный западный мир не мог бы существовать, не будь он защищен и вдохновлен тем, что происходило на востоке”. Любой уважающий себя иностранный исследователь Балкан почитает за долг начать монографию об истории Юго-Восточной Европы с упреков в адрес западного общества: не разобрались, самоустранились, продемонстрировали кичливость, не проявили великодушия. Но и в этой самокритике сквозит высокомерие. Без малого два века – как только появилось на географической карте само название – Балканы стремятся “тянуться” за Европой. Столицы получивших независимость государств торопились за чужой модой, приглашая к себе французских, немецких, итальянских, австрийских архитекторов. Минареты и мечети разрушали, “восточную свободу” городского устройства меняли на четкую планировку, кривые улочки – на широкие проспекты, на местах османских садов разбивали бульвары. Над балканскими потугами “соответствовать” на Западе иронизировали точно так же, как прежде насмехались над ориентальным обликом Софии и Белграда: “Пусть Бухарест будет маленьким Парижем, а Русе маленькой Веной, лишь бы Париж не стал большим Бухарестом, в Вена большим Русе”.

Итог стремительного прорыва Балкан к прогрессу вовсе не однозначен. “Восточные страны, устремившись к западной цивилизации, потеряли колорит, но сохранили захудалость и грязь, – писал в 1870-е годы один британский исследователь европейского юго-востока. – После ухода османов европеизация стала рутинным делом, а старый балканский дух постепенно исчезал. Мифология заменила историю, и первыми жертвами стали терпимость и многокультурность”. Цивилизационный парадокс точно охарактеризован у Езерника: Балканы стремятся стать частью той Европы, какой она некогда была, а Европа самоопределяется на основе отличия от Балкан и утверждает, что сейчас она наконец стала такой, какими Балканы оставались на протяжении целых столетий.

Это все правда: до сих пор балканские страны по большому счету томятся в прихожей “Старой Европы”, но ведь если течет в теле европейской цивилизации новая и свежая кровь, то эта кровь – балканская. Вот вам Марина Абрамович, вот вам (молодой) Эмир Кустурица, вот вам упаковавший мир в оберточную бумагу Христо, вот вам нобелевские лауреаты Иво Андрич, Элиас Канетти и Орхан Памук, вот Исмаил Кадаре, вот постсоветский кумир Милорад Павич, вот Константин Бранкузи и Эжен Ионеско, вот Мария Каллас и Вангелис, наконец. А если вы не такие высоколобые, если вас не проймешь афонскими старцами и Славоем Жижеком, то послушайте хотя бы, как зажигают с эстрады Таркан или свадебно-похоронный оркестр Горана Бреговича.