Накинув на голое тело тонкий свитер, который был на пару размеров мне велик, я подошла к окну и распахнула его, впуская свежий, утренний воздух в квартиру. Легкий ветер приятно ласкал кожу, словно успокаивая, залечивал ожоги от горячих мужских прикосновений, которые я все еще ощущала на собственном теле. Прикрыв глаза, я позволила себе ни о чем не думать, только наслаждаться безмятежностью этого тихого утра, чувствовать ветер, ощущать полную отрешенность от мира.

Вытянув сигарету из лежащей на подоконнике пачки, я щелкнула зажигалкой. Выдохнув дым, я наблюдала, как он неспешно уплывал в окно, растворяясь там без следа. С каждым медленным вдохом я ощущала, будто возвращаю себе то, что когда-то было моим. С каждым спокойным выдохом что-то внутри меня вставало на свое место. Только сейчас я осознала, что последние несколько лет понемногу, незаметно, частица за частицей я лишалась связи с самой собой.

Сигаретный дым продолжал медленно утекать в окно, окрашивая это утро особым запахом, неповторимой атмосферой, необыкновенным настроением.

«В твоих губах я сигарету видеть не хочу».

Я улыбнулась внезапно вспыхнувшим словам в голове. Казалось, я все еще слышу его низкий голос, ощущаю его обжигающее дыхание у моей щеки. Дотронулась кончиками пальцев до скулы, вспоминая невесомые прикосновения его губ… Впервые за долгое время я чувствовала себя по-настоящему удовлетворенной. Не только физически. Полное умиротворение, невесомый покой пронизали меня насквозь, окружили собой, создавая хрупкое равновесие внутри, которое хотелось удержать в себе как можно дольше.

Внезапный звонок телефона заставил меня вздрогнуть.

– Привет, Кира, – проговорила я в трубку, – как ты? Как мама?

– Амина, – вздохнула подруга, – я так соскучилась. Маме уже лучше и она вновь нашла в себе силы заняться нравоучениями на тему того, что в почти тридцать я все еще не замужем.

– Я в почти тридцать уже развожусь. Так что не спеши, – улыбнулась я и сделала новую затяжку.

– В каком смысле?

– Я подала на развод, как только ты уехала.

Некоторое время в трубке сохранялась тишина, но она не давила. Я молчала, давая подруге возможность осознать сказанное мной. Я знала, что осуждения не будет. Знала, что всегда могу рассчитывать на ее поддержку.

– Как ты?

Я пожала плечами.

– Нормально… Тяжело на самом деле… и Андрей… – я вздохнула, – не хочет с этим мириться.

– Он тебя любит.

Простые слова как отражение сложных чувств. Я не хочу делать Андрею больно, но и быть с ним больше не могу, это причиняет боль уже мне. Невозможно построить счастливые отношения, если любит кто-то один.

– Я чувствовала, что ты несчастна с ним. Глаза у тебя потухли. Ты перестала улыбаться, когда говорила о нем.

– Не заметила, когда перестала ждать его с работы, хотеть вместе проводить время… хотеть его…

– Так бывает, – тихо проговорила Кира, – люди редко проносят любовь через всю жизнь.

На глазах выступили слезы. Наше с Андреем «долго и счастливо» оказалось весьма скоротечным. Я вспомнила себя, счастливую двадцатилетнюю девчонку, которая хотела быть с ним рядом постоянно, каждый день, каждую минуту, вспомнила, как сердце замирало от очередного сигнала сообщения или звонка от него. Сейчас все это растворилось без следа, исчезло, словно и не было.

– Когда ты вернешься? Мне тебя не хватает. – Я щелкнула по сигарете, стряхивая пепел, и вновь вдохнула терпкий дым.

– Я взяла билет на завтра, но я поздно вечером приеду. Может быть, в понедельник после работы посидим где-нибудь?

– Звучит отлично.

– Выше нос, Амина, – взбодрилась подруга. – Прорвемся.