В первую секунду меня порадовала резкая смена настроения Адама, я даже немного позлорадствовала, затаив обиду на его бестактность, но, оглядевшись, тут же приуныла.

– Да, говорили, но как это сделать, как отгородить себя от зверя, я не знаю. Она просто вытесняет меня, а я… Я словно засыпаю.

С трудом поднявшись на ноги, которые от неудобной позы, в которой я проснулась, оказались совсем ватными и негнущимися, я кое-как обмоталась пледом на манер римской робы, и, на всякий случай удерживая его у груди, с виноватым видом посмотрела на Адама, пытаясь понять, злится он или нет.

Можно, конечно, прикрыться его же вчерашними словами, что всё его испорченное имущество будет возмещено за счёт Натали, но я даже представлять не хочу, что она скажет, когда увидит счёт. Сейчас я только в одном могу быть уверена, что моя волчица явно не любит замкнутых пространств. Да ни то что не любит, а попросту их ненавидит. Иначе как ещё объяснить разгрызанные в щепки шкафы, ошмётки пожёванных коробок, да и внушительно так исцарапанные стены, словно здесь не волк сидел, а крупный такой медведь. Удивительно даже, как я, точнее она, волчица, не снесла двери гаража.

– Лично мне, довольно трудно это объяснить. Обычно, контролю над волком обучаются ещё с малых лет, да и у чистокровных это получается почти всегда легко, а вот с твоим случаем всё запутанно и тяжело. Но, как бы ни было, ты при каждом обращении должна изо всех сил сдерживать разум зверя. Найди для себя какой-то якорь, который будет удерживать тебя в сознании, какую-то эмоцию или воспоминание. Но они обязательно должны быть позитивными, а то если пробудешь в себе месть или злость, это будет чревато огромными последствиями, и ни о каком контроле не может быть и речи. Ты должна успокаивать свою волчицу, а не провоцировать её.

Я усердно закивала, показывая этим своё согласие, хотя в душе у меня всё буквально протестовало каждому его слову. Легко сказать, взять контроль над зверем, но для меня это кажется чем-то невозможным. Волчица не даёт мне ни малейшего шанса противостоять ей, да и я не нахожу в себе силы это сделать. Сначала приходит боль, в глазах всё темнеет, чувства притупляются и возникает такое ощущение, будто мой разум задвигают куда-то в глубокий, тёмный ящик. Всё это сравнимо с предобморочным состоянием, и в моём случае не может быть и речи, чтобы справиться с поглощающей темной и напором чужой воли. Но после такого погрома мне стоит вести себя кротко, особенно, с учётом того, что теперь Адам взял на себя роль моего спасителя и помощника. И я ему, конечно же, за это очень благодарна, но что-то внутри меня закипает от бессильной злости на свою слабость и неспособность самой решать свои проблемы.

– Ладно, я всё равно хотел выкинуть половину из этого хлама. – Взъерошив рыжие волосы рукой, Адам повернулся ко мне и улыбнулся без малейшей тени обиды или недовольства.

– Прости, что я такое учинила. Постараюсь этой ночью как-то усмирить своего зверя.

– Не надо извиняться, ничего ценного всё равно не пострадало, – Адам бросил быстрый взгляд в сторону испорченных стен и снова повернулся ко мне, – Лучше скажи, как ты себя чувствуешь? Что-то болит? Может быть тело ломит или мышцы гудят? Всё-таки это было второе обращение в твоей жизни, к которому ты физически никак не подготовлена.

Я замерла, прислушавшись к своим ощущениям. Лёгкая слабость в теле, да даже скорее вялость, словно после долгого отмокания в горячей ванне, и поистине звериный голод. А так всё хорошо.

– Ничего не болит, но просто жуть как сильно хочется есть.