– Что значит, ты такого не делаешь? – Он переводит взгляд с Алисы на Клэр, которая, поняв, что испытание завершилось, уже успела украдкой накинуть на плечи ночную рубашку.

– Я тоже такого не делаю, сэр.

Лишившийся от негодования слов, Уильям упирается кулаками в свои голые колени. Кровь, отхлынув снизу, заливает краснотой его шею и щеки.

– Мы бы сделали, коли б могли, сэр, – говорит Алиса, снова присаживаясь рядом с Клэр на кровать. – Да только мы не можем.

Уильям, точно во сне, тянется за штанами.

– Странно, – произносит он, – что вы провели границу здесь, а не… ну, не где-то еще.

– Мне так жаль, сэр, – отвечает женщина постарше (ибо таковой она с очевидностью и является). – И Клэр тоже, я знаю. Понимаете, это совсем никак не относится к вам, сэр. Честное слово, мы ни для кого такого не делаем. Просто нам это так неприятно, нас бы стошнило, сэр, и какое ж вам было б от этого удовольствие?

– Да, но я вовсе не стал бы винить вас за это, о нет, – настаивает уловивший проблеск надежды Уильям. – Да оно и не важно. А после вам делать совсем ничего не придется, только это, и можете, если хотите, закрыть глаза.

Лица девушек некрасиво кривятся от смущения.

– Прошу вас, сэр, – с мольбой произносит Алиса, – не заставляйте нас, мы просто не можем этого, вот и все, и нам очень жаль, что мы так вас обидели. Все, что мы можем, сэр, это назвать вам имя – имя девушки, которая сделает все, о чем вы попросите.

Рассерженно одевающийся Уильям занимается в этот миг поисками запропастившейся куда-то подвязки, и оттого ему кажется, что он неправильно расслышал Алису.

– Как-как?

– Я могу сказать вам, кто это сделает, сэр.

– И кто же? – Он чопорно садится, готовый дать выход гневу в ответ на очередное вранье потаскухи. – Какая-нибудь сгнившая от сифилиса карга из Бишопсгейта?

Алиса конфузится, и, похоже, искренне:

– О нет, сэр! Первоклассная девушка и работает в таком хорошем доме – на Силвер-стрит, сэр, совсем рядышком с Променадом. Ее Мадам, миссис Кастауэй, говорит, что она лучшая девушка дома. Она родная дочь Мадам, сэр, а зовут ее Конфеткой.

Уильям уже полностью оделся и овладел собой: теперь он похож на филантропа либо пастора, пришедшего сюда, чтобы понудить этих девушек на поиски лучшей жизни.

– Если… если это девушка высшего класса, – резонно осведомляется он, – почему же она соглашается… соглашается делать такое?

– Нет вообще ничего такого, чего Конфетка не делает, сэр. Ничего. Всем известно, сэр, если у кого особые вкусы, которых обычная девушка удовлетворить не умеет, пусть идет к Конфетке.

Уильям фыркает, выражая угрюмое недоверие, но, сказать по правде, имя девушки произвело на него впечатление.

– Ну хорошо, – устало улыбается он. – Не сомневаюсь, я буду чрезвычайно благодарен тебе за этот совет.

– О, надеюсь, сэр, так и случится, – отвечает Алиса.

Одиноко стоящий в смрадном проулке за борделем Уильям стискивает кулаки. Он зол не на Клэр с Алисой, нет, они уже прощены и наполовину забыты, отправлены, точно ненужный хлам, на темный чердак, куда Уильям больше никогда не заглянет. А вот разочарование осталось с ним.

«Я не должен мириться с отказами», – произносит он вслух… ну почти вслух. Слова громко звучат в его голове, повисают на кончике языка, удерживаемые лишь опасением: если он громогласно объявит: «Я не должен мириться с отказами» – в проулке, выходящем на Друри-лейн, это может привлечь к нему насмешливое внимание грубиянов-прохожих.

Уильям с ослепительной ясностью сознает: нужно отправиться прямиком на Силвер-стрит и потребовать Конфетку. Он в городе, она в городе, время самое подходящее. Можно даже на кеб не тратиться: доехать омнибусом до Нью-Оксфорд-стрит, пересесть на другой, идущий до Риджент-стрит, – и он почти у цели!