– Что?! – ахнул Лев. – И он… насмерть?!

– Увы, – покривился Ходжа. – Он зацепился воротником за какую-то железяку и повис. Высота не более чем в два локтя, думаю, его уже сняли.

– Он, наверное, кричал?

– Зачем кричал? Как повис, так сразу и уснул. Что ты так на меня смотришь, не веришь? Ты тоже там уснул, и я едва успел тебя подхватить, прежде чем ты развернулся бы на другой бок. Лёва, ты крупный мужчина… Один поворот во сне – и тебе пришлось бы рассказывать о нём самым прекрасным гуриям рая.

– Как же ты меня допёр? – с уважением протянул Оболенский.

– Пришлось бежать за Рабиновичем, – пояснил домулло. – Он честно привёз тебя домой, сгрузил здесь, и мы с ним от усталости так и уснули оба в обнимку за сараем.

– Тэк-с… Ну, что бог ни делает – всё к лучшему, а на… в смысле, какого… короче, поливать-то нас зачем было?

– Знаешь… от зависти! – подумав, решительно признал Насреддин. – Уж больно хорошо вы там лежали с этой луноликой вдовой бесстыжего злодея. А я там как… не знаю кто, в обнимку с ослом… прости Аллах меня грешного!

Не умница, не красавица, а кому что нравится…

Парадоксы любви

Они ушли от Джамили после обеда. Не спрашивайте почему. Лев мог назвать тысячу причин, и все они были чрезвычайно весомыми в той же степени, как и ровно ничего не значащими. Официальная версия их возвращения в лавку башмачника Ахмеда такова: в домике вдовы никак нельзя больше оставаться, не подвергая хозяйку риску ареста за укрывательство опаснейших преступников. Возмутителей спокойствия искали повсюду, а не в меру любопытные соседи вполне могли, прельстившись наградой, заложить друзей со всеми потрохами. Наскоро переловив всех индусов, дервишей, лекарей и астрологов, глава городской стражи пообещал награду в двести золотых динаров только за указание убежища Багдадского вора и его напарника. Рисковать жизнью приютившей их девушки Оболенский не смог бы никогда… На самом деле всё было гораздо тоньше и глубже, но вряд ли сейчас имеет смысл копаться в душевных метаниях молоденькой персиянки и голубоглазого россиянина. Я не лез к моему другу с дотошными расспросами, а он сам не хотел об этом говорить. К тому же это всё равно была не последняя их встреча…

По базару наши герои ехали молча. Вернее, ехал-то как раз Ходжа Насреддин, а Лёва шествовал чуть позади хвоста Рабиновича, держа под мышками по большой узбекской дыне и мысленно проклиная всё того же модельера, придумавшего для восточных женщин чадру! Любой другой в его положении шёл бы себе тихонечко и радовался, что по сей день находится на свободе. Однако же Оболенский, чересчур всерьёз относящийся к своей карьере профессионального вора, почему-то был убеждён, что просто обязан каждый раз нарываться на неприятности. «Вор должен сидеть в тюрьме!» – как говаривал незабвенный Глеб Жеглов, и это правильно. Всё прочее время ему (вору!) следовало вести разгульный образ жизни, сорить деньгами, менять женщин, ибо век короток, а эмирская плаха всегда голодна… Исходя из этих взглядов, Лев, не выпуская дынь, обворовывал прохожих, чисто для профилактики. Не всех подряд, а вполне респектабельных на вид, так что к середине пути его «бюст» увеличился аж на пять кошельков с деньгами. Правда, из-за нечётного числа и разницы в количестве монет левая грудь казалась гораздо больше и тяжелее правой, но… По большому счёту, всё это такие мелочи! Кстати, Ходжа, восседающий на осле и периодически оглядывающийся, так ни разу и не заметил, чем именно развлекается его друг. Домулло старательно вертел головой, подобно морской губке впитывая все базарные разговоры, слухи и сплетни. А слухов в Багдаде в тот день витало видимо-невидимо… Из уст в уста передавали волшебную сказку о неуловимом Багдадском воре, о цене, назначенной за его голову, о его бесстрашных проделках и о полном бессилии власть имущих остановить отчаянного наглеца. Разумеется, всех «задержанных по делу об оскорблении высокородного господина Шехмета и его благопристойного племянника Али Каирского» отпустили без разговоров. После очной ставки с грозным начальником городской охраны несчастным давали десять палок по пяткам (так, на всякий случай) и выкидывали из зиндана вон. Забивать тюрьму впустую – бессмысленно, и Шехмет прекрасно понимал всю сложность поставленной перед ним задачи. В идеале он вообще мог рассчитывать исключительно на силу денег – поймать двух ловких аферистов в многолюдном и шумном Багдаде было делом совершенно запредельным… А народ вовсю веселился! Оно и понятно, разве можно удержаться от улыбки, если кто, мнящий себя царём и богом, надменно взирающим свысока на простых людей, поскальзывается и садится в лужу? Да не один раз, а с завидным постоянством… Всё правильно, так и должно это быть – везде, всегда, во все времена и в любую эпоху! Я не пытаюсь критиковать тогдашнюю власть Багдада: во-первых, это слишком легко (с высоты нашего с вами опыта!), а во-вторых, надо было видеть ситуацию их глазами. А с их точки зрения – город подвергался настоящему террору со стороны потерявших всякий стыд криминальных элементов. То есть совершенно очевидно, что надо приложить все силы для ликвидации негодяев, пока общественный порядок не захлебнулся в хаосе безвластия и беззакония. По совести говоря, я даже в чём-то на стороне эмира, хотя Лев всё-таки мой друг…