– И чтоб никаких купаний! – строго наказал Александр, меняя повязку. – Понял?

– Во‑от… – подхватил Олег, поглядывая за ловкими пальцами Шурика, накладывавшими пахучую мазь и аккуратно обматывавшими раненую руку чистой холстиной, порванной на ленты и прокипячённой в целебном растворе.

– Как там Переяславль? – спросил Пончик.

– Деревня, – коротко ответил Сухов. – Правда, каменная баня есть. Прям как терма.

При упоминании о термах Шурик вздохнул украдкой. Олег приметил этот момент, но ничего не сказал – ему и самому порой становилось паршиво. Только вспомнишь об Алёне – и понеслось… Столько сразу наваливается всего, памятного, дорогого – и утраченного безвозвратно. Как тут не посчитать жизнь поганкой?

Пончик закончил с перевязкой, полюбовался делом своих рук и велел Олегу одеваться. Сухов осторожно натянул через голову шёлковую рубаху с богатой вышивкой у ворота и привалился спиною к стене – толстые дубовые брёвна удобно подпирали тело.

Сощурившись, огляделся. Широкий Днепр переливается на солнце. Камыши шуршат, листья молодые шелестят, хор девичий зачинает распевку… Хорошо!

– Неуютно мне в Киеве, – неожиданно выпалил Шурик, – неприятно. Угу…

– С чего это вдруг? – удивился Олег.

– Да не вдруг… По всей Руси князья дерутся, а тут, на юге, и вовсе лютуют – настоящая гражданская война идёт. А Орда всё ближе… Батый ныне в поход на буртасов78 собирается, на мордву… Угу.

– Откуда знаешь? – насторожился Сухов.

– Половец один рассказывал. Говорит, хан ихний, Котян Сутоевич, уходит потихоньку из донских степей. Уже и послов своих к венгерскому королю засылал, чтобы в те земли переселиться. Король Бела поставил условие – всем креститься, и Котян согласился…

Олег присвистнул.

– Да‑а… – протянул он. – Видать, прижало хана крепко.

– То‑то и оно! – воскликнул Пончик. – Скоро и нас прижмёт, да так, что ни вздохнуть ни охнуть! А князья, вместо того чтобы оборону крепить против общего врага, сживают друг друга со свету!

– Да‑а… – повторил Сухов. – Знаешь, кого я сейчас вспомнил? Вана. Помнишь такого?

– Ван? – наморщил лоб Пончик. – А‑а, это тот китаец? Ты ещё у него чай покупал! Он?

– Да. Не помню, по какому случаю, но Ван Лун однажды поделился со мной одним наблюдением. Рассказал, как в детстве вышел на окраину своей деревни и наблюдал за дракой двух псов. Собаки сцепились так, что клочья летели. Они рычали, визжали, грызлись – и не заметили, как из леса вышел тигр. Полосатый одним ударом лапы пришиб обоих и утащил – тигры терпеть не могут собак, но любят собачатину. Мстят будто за своих мелких сородичей…

– Похоже, – вздохнул Шурик. – Целая свора грызню устроила, а с востока приближается безжалостный хищник. Одних шавок он растерзает, другие станут лизать полосатую задницу…

– А так и будет, Понч. Что ты хочешь? Лествичное право…

Ох уж эта окаянная «лествица»… Поговаривают, что лествичный порядок престолонаследия Русь переняла у Хазарии. Так это или не так, никто уже не скажет. В теории «восхождение по лествице» вроде бы исключало борьбу за власть, поскольку все дети умершего правителя получали часть общего наследства. На практике «лествица» приводила к нескончаемой междоусобной распре.

Почил князь Владимир Красное Солнышко, папаша многодетный, и всем его сыновьям достались уделы – более‑менее цельное государство раскололось на княжества, те подробились на ещё более мелкие волости. Но даже самый мелкий удел доставался наследнику лишь на время. Почему? Вот в этом‑то и крылось коварство «лествичного права»!

Когда князь‑отец умирал, его место в роду занимал старший брат, он становился отцом для младших братьев, а его сыновья делались братьями дядьям своим и переходили из внуков в сыновья, потому как не было уже деда над ними, старшим в роду оказывался уже их родной отец. Умирал старший брат – второй брательник заступал его место. Теперь он делался отцом для прочих младших братьев, и уже его дети переходили из внуков в сыновья, из малолеток – в совершеннолетние. Вот так молодые князья через старшинство своих отцов сами приближались к месту старшего в роду. «Как прадеды наши лествицею восходили на великое княжение киевское, – говаривали вельможи, – так и нам должно достигать его лествичным восхождением».