Аша всю дорогу странно смотрела на меня:
– Ты сильно изменился, Трайл.
– Ты тоже.
На этом все. Мы подошли к магакару или как там его. Сели. Еле-еле поместились втроем. Да еще и вонючий мешок впритык.
– Тесновато тут с вашими крыльями. Неужели Королева нимф и валькирия не умеют летать? Вам они для красоты?
– Не. На полеты нужно разрешение. Гоблинам не нравится, что кто-то выше них.
– Ну вы и тряпки.
– Не.
И хихикнула.
Аша оживала. Моя старая добрая Аша оживала. Вот ради таких моментов и стоит жить дальше и вытворять всякую дичь.
– Элизиума? – посмотрела я на дочь, втыкающую в прострацию. – Тебе не скучно?
– Что это значит, отец?
– Тебе не скучно существовать? Года, века? Неужели ты не променяла бы все это на год жизни?
– Я… не знаю, как по-другому. Таких как ты больше нет, отец. Они все остались в легендах и детских сказках. Я что-то чувствую… не могу понять что.
Я решил блеснуть вековечной мудростью:
– Ты чувствуешь огонь. Он разгорается и скоро будет пылать. Я позабочусь об этом.
Едрить меня семеро философов. Вот что значит сотни лет проспать в консервной банке с самим собой.
– Мама, ты какая-то странная. То есть… еще страннее, чем обычно.
– Не.
– Вот об этом я и говорю, мам. Ты разве не боишься?
Аша долго не отвечала, выкручивая руль-оленьи рога и поворачивая на перекрёстке пустого ночного города. И все равно умудрилась не уступить дорогу какому-то разбибиковшемуся хмырю на главной дороге. Я высунулся из окна, махнул тонированному стеклу, мол «извини, мужик. Женщина за рулем страшнее обезъяны с гранатой». Вроде увидел, поморгал фарами, похожими на рождественские шарики.
– Не боюсь, Эл.
Элизиума замолчала. А я стал нагло рассматривать все прелести своей дочери. Ну… а чо? Красивая же. Твою мать, какая же красотка. Вся в меня.
– Отец, ты меня… разглядываешь?
– Не, – резко отвернулся я.
Спалился. Неудобно-то как.
Аша многозначительно посмотрела на меня. Я улыбнулся болванчиком. На удивление, не почувствовал от нее осуждения. Так, легкое любопытство. Блин, как хорошо, что никто не узнает, что я жесткий извращенец, поглядывающий на дочек. Ну а херли? Я знаю ее только один день. Да и тешит меня мысль, что я – лишь душа, переселяющаяся из тела в тело. По сути, Ашу, точней Нимфу, поимел Реордан, а я сейчас вообще Ваулур. Меня просто заставляют называть ее дочерью. Хотя… очень странно, но я вижу в ней себя. Какие-то мимолетные движения, привычки. Хотя бы то, что она постоянно накручивает себе на палец волосы. И смотрит иногда так, что хочется провалиться сквозь землю. Словно рентген, сканирующий душу космическими глазами. А глаза и правда космические. Даже не знал, что такие бывают. Если приглядеться, то в них можно увидеть что-то яркое и в огромных количествах. Переплетение звезд.
– У тебя красивые глаза, – не удержался я и козырнул оригинальным комплиментом.
Валькирия проморгалась.
– Да? Ну… спасибо. Наверное. Мне часто это говорят.
Мог бы и догадаться.
– Что у тебя за сила?
Элиза задумалась:
– Я чувствую других. Не всех, но многих. А некоторым могу внушать свои мысли. Слабым, таким как гоблины. Поэтому я работаю в центре. Но об этом никто не знает.
– И что? Гоблины с тобой нормально себя ведут?
– Когда как… – уткнулась Элиза в круглое окно. Видимо разговор окончен. Но я и так все понял.
Злость.
«Буэ-э-э-э!» – прозвучала мерзкая фентезийная бибикалка.
Аша резко затормозила, когда ее подрезали. Блатная машина, похожая на позолоченную колесницу без коней, встала перед нами, преграждая проезд. Из нее вышел… да неужели? Гоблин? Какой сюрприз.