И не говорится в книгах про бессильную злость на себя, ведь мог же я утром заново обкастоваться, так чего ж не сделал? Расслабился, ворота поставив?! Дебил!

От злости прошла дрожь, сменившись угрюмым осознанием, что сейчас мне придется что-то делать, а что делать, я и не знаю. Как буду по миру прыгать, это я придумал, а вот что делать, если ствол в лоб, это я пропустил как-то.

– Клади сюда! Быстро, урод!

Я кинул пачечку только что полученных купюр в подставленную сумку. Хороший саквояжик, кстати, давно такой хотел, с ремнем и вместительный.

Мужик, мимоходом ткнув меня стволом в нос и придав пинком ускорение, оттолкнул к окну, сам перепрыгнул стойку и протянул сумку кассиру. Где, вообще, охрана? Какого черта почти в центре города вооруженный налет на банк?! Не магический, а словно из книги про «лихие 90-е».

– Леха, обменник!

Мужик кивнул сообщнику, приставил ствол ко лбу тетки, по-видимому главной тут, и намекнул:

– Тебя пристрелить или сама сообразишь? Деньги, тварь!

Тетка тут же начала объяснять, что основные суммы хранятся не в зале…

Выстрел был удивительно тихим, а тело упало совсем не так, как в фильмах. Ни распахнутых рук, ни красивого отлетания, просто марионетка с обрезанными нитями, да еще упала как-то под стол, словно пряча простреленную голову.

– Твари! Быстро деньги в сумку, бляди!

Мужик шипел, он явно слетел с нарезки и был готов стрелять дальше. Мой кассир дрожащими руками открыл ящик, начал, роняя, доставать купюры, кидать их в стоящую перед ним сумку, потом зачем-то начал туда же ссыпать мелочь. Стоявший у двери бандит то и дело грозно поворачивался, выставляя ствол, но молчал. Молчали и посетители, только всхлипывала тихо какая-то девушка. «Леха» пару раз стукнул в железную дверь обменника кулаком, потом выругался и отступился, даже мне было ясно, что сидевшая там кассирша легла на пол, и теперь ее не достать. Не думаю, что она спасала деньги, своя жизнь дороже.

Я успокоился. Страх кончился, осталась усталость. Стойка красиво изгибалась, оставляя у окна свободное место с маленьким столиком. Вот под этот столик я и начал сползать, открыв рот, выпучив глаза и сжав на груди куртку. Стоявший у двери тут же направил на меня ствол, пригляделся и потерял интерес. Сердечник, большое дело? Тут процесс идет, работать надо.

– Леха, время!

Ох ты, у них даже таймер есть? Серьезные ребята, наверное, их на улице и машина с водителем ожидает?

А теперь тихонечко:

– «Ибо видимое временно, а невидимое вечно».

Невидимость. Эту формулу я даже без лога помню.

Стоявший у двери тут же навел на мой закуток стволы.

– Леха! Тут… бля!

Вот дробовик бабахает гораздо внушительнее пистолета! Он сделал еще два выстрела, но я уже полз на коленях вдоль стойки, от которой отшатнулись остальные посетители.

Черти, что творится! Грабят, убивают, стреляют, никого не боясь. Куда милиция смотрит?

Прямо надо мной мелькнули ноги бандита, к счастью, не задел, прыгнув сразу на середину зала, чуть не поскользнувшись на скользкой плитке.

– Лежать! Лежать и молиться! Кто сунется к двери – убью!

Все поверили, народ, даже сидевшие на мягких скамейках, тут же начал падать на пол.

Бандиты кинулись наутек.

Ну уж нет! Это мои пятьдесят тысяч, я их полгода откладывал!

Когда я выскочил из двери, тот, что с дробовиком, обегал припаркованную шестерку, а второй, размахивая пистолетом, пытался открыть дверь. Наркоманы они, что ли? Мозгов чуть, убивают не задумываясь, оружием светят посреди дня…

– Замри! Замри!

Вот что хорошо в «оцепенении», так это то, что оно из невидимости не выводит.