Фактически все концерты и даже фестивали базировались исключительно на энтузиазме, частной инициативе и финансово обеспечивались продажей билетов на «черном рынке». К счастью, конфликтов с законом не возникало – равно как не проводилось кампаний по стрижке бит-фанов. Общество стало более мягким по сравнению с временами гонений на стиляг. Тотальный контроль отошел в прошлое, на смену ему пришло тотальное игнорирование.
Трудно себе представить, но это так: вся бит-сцена существовала абсолютно вне всяких связей с официальной культурной и общественной жизнью. Это был даже не оппозиционный и критикуемый «андерграунд», а просто нечто совершенно отдельное и независимое. О новорожденном советском роке не писали в газетах и не говорили на совещаниях, им не интересовались концертные организации и Министерство культуры[14], даже милиция держалась в стороне. Пит Андерсон вспоминает, как в апреле 1965 года у его группы отменили концерт в зале планетария и огромная толпа фанов стояла у здания, в самом центре города, под транспарантами «Свободу гитаре!» целых шесть часов. Некоторые прохожие присоединялись к демонстрации, а милиция в недоумении стояла поодаль до тех пор, пока с наступлением ночи все не разошлись. Возможно, Пит с горя (или на радостях) тут же отправился за триста километров, в Таллин, куда он непременно ездил каждую неделю, только чтобы посмотреть поп-программу по финскому телевидению.
Обо всех приключениях наших рок-аутсайдеров первого поколения я узнал много позже. А тогда мне было десять лет; я жил с родителями в Чехословакии и только часть летних каникул проводил дома. Тогда я и получил свои первые впечатления о «надземном» советском «попсе». Кстати, он был не так уж плох… Во всяком случае, звучало много веселой музыки.
В начале 60‑х советская культура абсорбировала твист. Этот облегченный, «мягкий» вариант рок-н-ролла не только породил массовую молодежную танцманию, но и настроил на относительно миролюбивый лад некогда идеологически непримиримое руководство. Отношение чиновников к твисту было презрительно-снисходительным: то есть, конечно, это ерунда и музыка для молодых дураков, но пусть побалуются, ничего страшного. Помню карикатуру в журнале «Крокодил»: модно одетая парочка стоит перед афишей, где написано, что сегодня в клубе – «Оливер Твист», и подпись: «Давай сходим – покажем им, как надо танцевать твист!» Или сцена танцевального урока в кинокомедии «Кавказская пленница»: толстый комик – учитель твиста (Е. Моргунов) – бросает на пол два окурка и начинает синхронно растирать их ботинками; затем берет в руки за два конца длинное полотенце и в том же ритме делает движения, как бы вытирая мокрую спину… Это твист!
Чабби Чеккер дал первый импульс, а затем появилась масса твистов собственного производства: «Лучший город Земли» (имелась в виду Москва), «Черный кот», «Последняя электричка», «Эй, моряк, ты слишком долго плавал» и сотни других. Поп-кумиры тех лет – Муслим Магомаев, азербайджанский красавец с пылким взором и оперным голосом, и томная полька Эдита Пьеха, певшая по-русски с нарочитым нездешним акцентом… Бурные события последующих лет заставили всех напрочь позабыть веселую эру советского твиста, но в середине 80‑х произошло настоящее возрождение духа «черных котов». «Браво», «Стандарт», «Мистер Твистер», «Ва‑Банк» и некоторые другие молодые и чуждые тяжеловесной «серьезности» нашего рока ансамбли неожиданно вытащили на свет остроносые ботинки, платья в горошек, манеры стиляг и мелодии твиста. Смешно, но это насторожило публику: издевка? подвох? пародия? «Нет, просто мы поем песни наших отцов», – заявил в телеинтервью лидер «Браво», и этот ответ всех успокоил.