– Гарольд, ты сошел с ума, ты же это понимаешь? Я тебя люблю.

– Роз, я тебя тоже люблю, не думай, что не люблю.

Потом Роз позвала Лил, и они вдвоем посмотрели видеозапись, молча, до самого конца.

– Вот поэтому Гарольд хочет уехать, – заключила Роз, рассказав подруге вкратце о случившемся.

– Не понимаю, – ответила Лил, морща лоб. Она была крайне серьезна, да и Роз тоже, но при этом она улыбалась и злилась.

– Гарольд уверяет, что отношения у меня с тобой, а не с ним.

– Ну и чего он хочет? – спросила Лил.

– Говорит, что не чувствует себя включенным в нашу жизнь.

– Он не включен! Да я всегда при нем чувствовала себя… брошенной. Все эти годы я смотрела на вас с Гарольдом и мечтала…

До этого самого момента преданность не позволяла ей говорить, но теперь Лил наконец призналась:

– У меня брак не сложился. Мне плохо с Тео. Я никогда… но ты ведь знала. А вы с Гарольдом всегда такие счастливые… Ты себе представить не можешь, как часто я, уходя от вас, возвращалась к Тео и мечтала…

– Я не знала… Ну, то есть знала, конечно, что Тео не идеальный муж.

– Да уж не сдерживайся.

– Мне кажется, что это вам следует развестись.

– Нет-нет, – ответила Лил, взволнованно отмахиваясь от этой мысли. – Нет. Я однажды сказала это Иену в шутку, просто проверить, как бы он отреагировал, если я разведусь, и он буквально обезумел. Он так долго молчал, ну ты знаешь, как он может, а потом закричал, заплакал: «Нет, не делай этого. Не делай. Я тебе не позволю!»

– Значит, бедолага Том останется без отца.

– А у Иена его и так почти нет, – добавила Лил. А потом, когда уже казалось, что разговор завершен, вдруг спросила:

– Роз, Гарольд говорил, что мы лесби?

– Ну… нет, именно так не говорил.

– Но подразумевал?

– Не знаю. Не думаю, – непривычные попытки самоанализа причиняли Роз страдания. – Я сказала ему, что не понимаю. Не понимаю, из-за чего он так завелся.

– Но мы же не лесби, да? – спросила Лил, очевидно, нуждаясь в ответе.

– Мне кажется, нет.

– Но мы долго дружим.

– Да.

– Когда это началось? Я помню тот первый день в школе.

– Да.

– А до этого? Как это вышло?

– Не помню. Может, просто… повезло.

– Это точно. Ты – самая большая удача в моей жизни.

– Да, – согласилась Роз. – Но это же не значит, что мы… Чертовы мужики! – злость внезапно оживила ее, придав сил.

– Чертовы мужики! – повторила Лил с чувством, направленным на собственного мужа.

На этой ноте разговор был окончен.

Гарольд умотал в свой университет, окруженный не океаном, морскими ветрами, песнями и сказаниями, а песком, кустарником и колючками. Роз иногда приезжала к нему, ставила там свою «Оклахому!», которая имела огромный успех, и они снова предавались более чем нормальному сексу. Она говорила: «Не понимаю, на что тебе жаловаться? – а он: «Ты бы на моем месте не жаловалась, да?» Когда Гарольд приезжал к ней и мальчикам – поскольку дети все время проводили вместе, их так и называли «мальчиками», во множественном числе, – казалось, что ничего не изменилось. Они ходили всюду вместе, приветливый Гарольд и энергичная Роз, любимая многими молодая чета – ну, может, уже не такая молодая, – как писали в желтой прессе. Хотя их брак уже доживал свое, они все равно казались полноценной парой. Как они сами над собой подшучивали – а юмора в их отношениях всегда было в избытке, – они были как деревья, сердцевина у которых уже сгнила, или кусты, которые растут от центра вширь и в той же последовательности умирают. Расходиться им было нелегко. Куда бы они ни пошли, его приветствовали бывшие ученики, а ее – все те, кто работал над ее постановками. Для сотен людей они были «Гарольдом и Роз». «Роз, Гарольд, вы меня помните?» Она всегда помнила всех, а он знал своих прежних учеников, словно королевская особа, предъявляющая к себе требования запоминать все лица и имена. «Стразерсы расходятся? Да ладно! Не верю».