Она не знала, что такое уборная, но вскоре оказалась еще в одной комнате, размером с ее собственную комнату в квартире матери, на безупречно белом стульчаке. А еще там была большая ванна. Ей захотелось туда: до этого Виктория мылась только в душе.
Эдвард ждал ее за дверью.
Ее снова отвели через лестничную площадку в комнату с игрушками.
– Я буду спать чуть выше, всего лишь на следующем этаже, – объяснил Эдвард.
Ужас. Ее бросают. И вверху и внизу этот огромный пустой дом.
– А пока пойду вниз, на кухню, – добавил он.
От страха у нее вытянулось лицо. Эдвард наконец понял в чем проблема.
– Слушай, ничего страшного тут нет. Ты в безопасности. Это наш дом. Сюда никто не может войти, кроме нас. Ты будешь в комнате Томаса, он сам там спит. Ну, то есть когда ночует дома, а не у друзей. У вас же, малышей, много друзей… – Он засомневался и смолк. С чего он решил, что и у этой малышки много друзей? Очередная чудовищная ошибка!
– Я здесь. В любой момент кричи, и я приду. Когда мама вернется, на нее тоже можно рассчитывать.
Виктория опустилась на кровать Томаса, хотя ей хотелось бы пойти с Эдвардом вниз, на кухню. Но проситься она не осмелилась. Она до сих пор не осознала, что во всем этом огромном доме живет одна семья. Ведь все легко могут разместиться в двух комнатах, иногда даже в одной.
– Лучше сними кофту и брюки, – сказал Эдвард.
Она поспешно разделась, оставшись в белых панталонах и нижней рубашке.
Он заметил, как красиво это смотрится на темной коже. Хотя он не знал, корректно ли так думать или нет.
– Вот свет, – Эдвард пару раз нажал на выключатель, и комната немедленно превратилась в жуткую пещеру, полную очертаний всяких животных и огромных медведей. – Еще один выключатель возле кровати. Я тебе покажу. И дверь закрывать не буду. Если что, услышу.
Он не знал, стоит ли поцеловать ее на ночь или не надо. Увидев девочку без одежды, придававшей фигуре объем, он понял, какая она маленькая и худенькая, а вовсе не пухлый ребенок.
– Виктория, сколько тебе лет?
– Девять, – ответила она и с чувством добавила: – Знаю, что я маленькая, но это не значит, что я малышка.
– Ясно. – Он понял, что снова ошибся. В очередной раз покраснев от смущения, Эдвард постоял в дверях, а потом сказал:
– Ну, я выключаю, – погасил свет и пошел вниз по лестнице.
Виктория лежала в полутьме под одеялом с Микки-Маусами. Оно ей понравилось, потому что в детстве у нее были тапочки с таким же мышонком. Но в этой комнате, в темноте… она снова всхлипнула, а потом зажала рот обеими руками. Столько животных, Виктория никогда не видела так много плюшевых игрушек, целые кучи в каждом углу, весь стол завален, на постели тоже лежало несколько мишек. Она потянула к себе большого медведя, словно хотела закрыться им, как щитом, от возвышающихся силуэтов львов, тигров, других таинственных животных и людей, глаза которых сверкали от света уличных фонарей. Она не могла здесь оставаться, не могла… может, стоит прокрасться вниз, в ту комнату, что они называют кухней, и попросить у Эдварда разрешения остаться там? Он был добрый, она это поняла. Она еще помнила, как его крепкие руки обнимали ее, девочка постаралась воскресить голос, каким он рассказывал сказку…
Викторию пугала еще одна мысль.
А если она обмочится в постели? Иногда с ней такое случалось. Вдруг она пойдет куда-нибудь во сне и упадет с лестницы. Тетя Мэрион говорила, что Виктория ходит во сне, и однажды ее, спящую, поймали на лестничной клетке возле лифта. Если она намочит эту постель, в этом доме, она умрет от стыда… на этой мысли она уснула, а когда проснулась, из окна, которого она и не заметила, падал свет. Девочка быстро ощупала простыни – нет, все сухо. Но ей снова хотелось в туалет. Она, крадучись, вышла из комнаты и в штанишках и рубашке побежала через лестничную площадку в туалет. Она чувствовала себя воришкой, ее испуганный взгляд метался по лестнице. Везде горел свет. Сколько времени? А если она опоздает в школу, а если… Она вернулась, надела брюки с кофтой, пошла вниз по лестнице и увидела Эдварда, он сидел за столом и ел тост. Той женщины с золотыми волосами видно не было. Мальчик мило улыбнулся, поджарил тост и для нее, предложил чаю, налил молока и насыпал сахара, как ей нравилось, а потом сказал, что отведет ее в школу.