Ничего нового.
– Ладно! – прервала я подругу. – Поговорили. Ты – никому, ладно? Я только тебе сказала.
– Подожди! У меня голова кругом и спиралью. А кто производитель, кто тебе подарочек настрогал? – спросила она заинтересованно.
– Не важно.
– Случайно, не Антон?
– Дура! Форменная дура! – Я швырнула трубку на рычаг.
Через минуту телефон вновь взорвался звонками. Я не отвечала. Подруга мне не помощница.
Прошли те годы, когда мы считали, что каждый волен жить как хочет. Мы помогали без суда и оценок поступков. Теперь мы друг друга учим.
Я утверждаю, что Люба на своей Майорке чирикает в золотой клетке. Она мне тычет в глаза великовозрастной глупостью. Черт с ней, с Любой!
Обойдусь!
Муж
В одном американском фильме главным героем, психоаналитиком, настойчиво и остроумно повторялась фраза «в процессе»: он в процессе ненависти, она в процессе любви, у нас процесс самоидентификации, у них процесс скорби по в бозе почившем дедушке… Всеобъемлющий охват, потому что жизнь сплошь состоит из процессов.
Процесс покаяния, как и всякий другой, имеет временную протяженность. Иными словами, начав признаваться, я зашла в процесс, как ступила на движущийся эскалатор, и понес он меня – в сторону не спрыгнешь. Остановиться трудно, да и не хочется.
Следующим объектом для исповеди я выбрала мужа. С Сергеем мы не разводились. В определенном смысле мы остаемся мужем и женой, потому что у нас есть ребенок. Мы не спим вместе больше десяти лет, но, казенно выражаясь, уважаем друг друга и по большому счету никогда крупно не ссорились. Сергей живет в Кузьминках, в квартире моих родителей. Я не собираюсь дарить ему жилплощадь, но и выбрасывать на улицу не стану. Предполагалось, что, когда Лешка отделится, кузьминскую квартиру разменяем на две, для отца и сына.
Лешка женился, упархивать из-под мамочкиного крыла не собирается, тем более в преддверии рождения ребенка. А размен-разъезд – это хлопоты и нервотрепка, никто не хочет браться.
Дверь я открыла своим ключом. Еще бы не было у меня ключа от родительской квартиры!
Первая, кого я увидела в прихожей, была девушка. Одета в мой старенький махровый халат, только из ванной выскочила, волосы мокрые.
– Здравствуйте! – спокойно поздоровалась я.
– Кто вы? – настороженно выпалила она.
– Жена Сергея Викторовича.
– Как жена?
– Натурально. Где мои тапочки?
Выражение испуга на лице девушки сменилось на выражение паники. Она сбросила тапочки и заметалась. Но метаться в маленькой прихожей было негде. Она сделала шаг в сторону комнаты – хотела там укрыться, шажок в сторону кухни, рывок к ванной.
– Спокойно! – усмехнулась я. – Скандалов не будет. Может, только слегка вам личико поцарапаю. – Я веселилась, но держалась притворно строго. – Обуйтесь. После чужих обувь не ношу. Вдруг у вас грибок.
– У меня нет грибка! – дрожащим голосом ответила она.
– А какая-нибудь другая плохая болезнь? Вы мне мужа не заразили?
– Не-ет, – проблеяла бедная девушка.
Она поняла, что пути отступления отрезаны, и приготовилась смиренно встретить свой последний час. Застыла, теребит руками воротник халата, глаза навыкате, рот испуганно приоткрыт.
– Ладно! – смилостивилась я. – Разбудите Сергея Викторовича и можете отбыть с миром. Сначала я мужу рога обломаю или своими его забодаю.
Разбудить Сергея, как и Лешку, утром – задача не из простых. Они ярко выраженные совы, до трех ночи бодрствуют, до десяти утра полностью непробуждаемы. Но сейчас одиннадцать, при настойчивом желании и опыте Сергея можно растолкать.
На кухне я поставила чайник и стала делать бутерброды из принесенных продуктов. Девушку покормить? Наверняка голодная… только полезет ли ей кусок в горло в компании с «ревнивой женой»?