И плыла Алиска между столиками, колыхая бедрами в трикотажной юбчонке, и шевелила пухлыми губами, и дышала глубоко, задумчиво, и глазами коровьими бездумно так ласкалась… Ну и производительность, разумеется, падала в какую-то бездонную яму.

Любопытно, что Байрам Алиску колотил скорее по необходимости, чем от огорчения за ее неуместное поведение. То есть, ему было важно продемонстрировать соплеменникам, что он свои функции выполняет, а дальше… А дальше… Кажется, он даже гордился, что у него такой вот белий-белий огромный женщин имеется. Ой! А как они миловались в подсобке, думая, что никто не слышит… Слышали все. Производительность вообще обнулялась.

Долго ли коротко, а начала Алиска настаивать на узаконивании отношений, из-за чего ее лоб и прочие фрагменты прельстительной плоти превратились прямо-таки в карту звездного неба. Алиску это не пугало, и она продолжала настаивать, а Байрам продолжал астрономические изыски. И все получилось хорошо, потому что когда на Алиске уже почти не осталось места для новых созвездий, они подали заявление в загс.

И мы гуляли на свадьбе до утра. И даже напились. И наш добрый шеф подарил новобрачным холодильник, а я подарила Алиске книгу «Королек – птичка певчая» и самоучитель турецкого, потому что проект заканчивался, и турки собирались валить на родину. Алиска как новоиспеченная турка, понятное дело, тоже.

Через месяц я куда-то переустроилась, быстренько подтерла файлы с ненужными воспоминаниями. Среди этих файлов оказались и Алиска с Байрамом. И только года через три я случайно встретила Алиску в «Шарике». Она все еще была лунной и томливой, легко ворочала огромные чемоданы и пила пиво из банки. Четвертый размер соблазнительно выпирал из декольте, а бедра все также бултыхались туда-сюда под красным трикотажем.

Мы вспомнились трудно, но вспомнились, и потопали курить и болтать.

– Ну, че ты? – спросила я.

– Да нормально, – ответила Алиска и стрельнула глазами на пробегающего мимо араба. – Живем потихоньку. Вот к маме моталась, в Иркутск. В Москве неделю у друзей пошарилась, сейчас домой.

– А живете где?

Она назвала какой-то населенный пункт, который, по моим приблизительным прикидкам, находился чуть дальше Альдебарана, короче – в заднице.

– Дом там у нас. Хозяйство. Байрамчик работает. Вот ребеночка будем делать.

Я вспомнила забавы в подсобке и поняла, что очень даже и сделают ребеночка, и удивительно, что до сих пор не сделали…

– А вообще как? – У нас с Алиской были разные рейсы, и я немного торопилась. – Нравится?

– Ага… – залыбилась Алиска. – Здорово! Тепло…

А потом вдруг мой рейс отложили, и мы направились пить пиво. Алиска рассчитывалась за ноль пять хайнекена, и в ее бумажнике я заметила черно-белое фото. С фотки, неулыбчивая, очень печальная, жаловалась на судьбу девушка в надвинутом на лоб платке и чаршафе.

– О! Это кто? – ткнула я пальцем в черно-белую фигурку. – Сестра?

– Щас, сестра! – заржала Алиска и потянулась к моей еще недопитой кружке. – Кума это моя! Кума!!!!

Оппа… Я неприлично громко сглотнула. Кума… не Кума, а именно ку́ма… так называют вторых жен… Вторых… Жен… Я сглотнула еще громчее…

– Ну-ка расскажи… – До взлета оставалось около часа.

Если бы Алиску звали Галей, или Валей, или даже Ларисой… Оно бы было не так любопытстсвенно. Но ее звали Алисой, и она попала в нору… И точно, как та самая Алиса, наша луноликая красавица не испугалась, не отчаялась, не смирилась… а просто потопала дальше по тропке, изумляясь тому, что происходит вокруг и повторяя «все чудесатее, и чудесатее»…