– …Хотите, вельте, хотите, неть, но это так. Только никому ни флова! Это гофудалфтвенная тайна! Ее знают только единитфы!.. Фтланно! Я дейфтвительно, как будто умею ф ней облаффятфа!.. А тфем это так пафнет?..

Она еще раз осмотрелась. В комнате, которую можно было назвать исключительно детской, царил тот грустный для родителей порядок, как будто ее владелица поступила в университет в другом городе и заявится теперь лишь с ближайшими каникулами. Кровать была заправлена, на компьютерном столике и мониторе лежал хорошо заметный тонкий слой пыли, различные награды, кубки, фотографии в рамках, подарочные фигурки были аккуратно расставлены. И море мягких игрушек. Десятка два было только на кровати, остальные расположились на полочках, на полу, и в объятиях гигантского плюшевого зайца, занявшего свой персональный угол. Пахло чем-то сладковатым и пряным.

Людмила Георгиевна, мама Лизы, смотрела, замерев. На ее слегка посвежевшем лице, то появлялась, то пропадала улыбка.

– Это иланг-иланг. Лиза после последнего чемпионата мира полюбила восточные ароматы. Я подумала, ты вспомнишь…

– Ефли фефтно, нет… Но я правда, как будто фдефь уже была! И вот этот плакат! – девушка указала на постер с китайской бадминтонисткой, украшенный размашистым затейливым автографом, – мне кажется знакомым!

– Сунь Лили. Она тогда стала чемпионкой. Она не давала автографов, но для Лизы сделала исключение. Из уважения. Ей было всего шестнадцать… И третье место! На взрослом турнире!

Евгения не позволила Людмиле Георгиевне погрузиться в воспоминания, внезапно ее обняв, и залопотала:

– Я тут у ваф фовелфенно как дома! Но фефяф мне надо ефать. Мы ловим маньяка, который хофет взолвать ТЭФ! Но я обеффяю, фто уже фколо мы фнова увидимфя. Дадите мне клютфь? И повалуйфта, не пугайтефь, ефли я загляну пофдно! И еффе… Не поколмите меня тфем-нибудь? Феводня фсе мои попытки покуфать потелпели крах…

Женщина не успевала кивать в ответ.

Родион растекся в гостеприимных объятиях кресла бизнес-джета, предоставленного Баскаковыми. Полностью отгородившись от не прекращающих кусаться мыслей, он полубодрствовал-полудремал. Окунуться в сон с головой ему особенно мешали две самые настойчивые, упрямо, практически осязаемо колющие острыми углами в затылок. Одна – о том, что он так и не встретился с Сашей. И не поблагодарил за этот самый второй шанс. Вторая – о километрах под крылом. В последний раз он поднимался на борт самолета совсем давно, в детстве.

В крохотном аэропорту его сразу у трапа встретил старенький «глазастый» мерседес. Пожилой водитель с аккуратно стрижеными седыми усами, громоздким, покрытым красными прожилками носом и глазами, затаившимися глубоко под пушистыми бровями, несколько раз оборачивался, но промолчал. Родион тоже не стремился к диалогу. Он смотрел в окно и поражался сходству увиденного с его родным городом – те же малоэтажки, та же тишина и никаких пробок.

Мерседес остановился около аллеи невысоких березок, в кронах которых играло спелое предвечернее солнце. Через дорогу тянулась вереница похожих друг на друга таунхаусов. Стоя у ворот дома под вторым номером Родион не сомневался: он точно попал по адресу. Это был скорее не дом, а колония элементалей из «Клинка армагеддона». Его забор и светлый фасад были с любовью оформлены под фэнтэзи. Глядя на его эркеры, высокие окна и венец всей конструкции – украшенную флюгером башенку с витражными окнами, можно было подумать, что здесь, на краю земли, укрылся от неприветливого современного мира тысячелетний волшебник или алхимик и до сих пор ставит свои загадочные эксперименты. Вместо звонка на воротах висело классическое кольцо и табличка: «Добро пожаловать! Постучите, мы услышим». Парень постучал. С минуту стояла полная тишина, потом послышались быстрые шаги, и ворота открыл Виталя Котов, все такой же веселый и белобрысый, в синем махровом халате и с сеточкой на голове.