– Весь в папу-сочинителя… – Мама смотрела на меня и почему-то не уходила.
– Ой, чуть не забыл!.. – Я сгреб со стола деньги, открыл в шкафу ящик и вытащил из мешанины платков и носков прошлогодний треугольный галстук – косынку, сшитую из черной и синей половинок. Продернул под воротник, завязал. – Вот… Классно, да?
– Теперь тебя точно выгонят с уроков.
– Ну мы же договорились! Я глотну пива, а ты…
– Сейчас кому-то отвесят третий в жизни подзатыльник.
– Ну отвешивай… – вздохнул я. – Все равно я буду тебя крепко любить. Всю жизнь…
Мама вдруг подошла сзади, взяла меня за уши, покачала туда-сюда мою голову.
– Всю жизнь… Скоро вырастешь, уедешь в какие-нибудь дальние края и найдешь, кого любить крепче мамы…
– Крепче никогда не буду. Пусть хоть кто найдется… – шепотом пообещал я. Кажется, чересчур серьезно. Вдруг даже в горле щекотнуло…
Мама отпустила мои уши.
– Повяжись полотенцем, а то закапаешь соусом свой наряд…
Флейтист
На улице я сразу окунулся в горячий день. В солнце, в запахи нагретого асфальта, бензина и клейких тополиных листиков. И понял, что ни капельки не стесняюсь своего легонького наряда. Похоже, что встречные поглядывали на меня с одобрением: вот, мол, какая летняя птаха. Я видел в магазинных стеклах, что «птаха» похожа на цаплю. Ну и пусть! Не на гусака ведь и не на пингвина!
Рюкзачок был почти пуст – лишь с тетрадкой и учебником географии, почти невесомый. Хотелось прыгать.
Лето было как подарок.
Дежурные на школьном крыльце одинаково вытянули шеи:
– Эй, ты куда такой?!
– Сократитесь, – нагло сказал я. – Нам разрешили…
Увернулся от протянутых лап и нырнул в знакомые запахи вестибюля: столовая, гардероб с пыльной «уличной» обувью, хлорка от швабры тети Кати… А потом – скачками по лестнице…
Народ встретил меня со сдержанным одобрением:
– Во, еще одна тощая незагорелость…
– Мама Рита выпадет в осадок…
– Молоток…
– Всё, кранты. Завтра я тоже…
Мы ждали начала урока у кабинета географии, в коридоре. Чибис подошел, глянул улыбчиво. Спросил тихо, но прямо:
– Ты из-за меня так решил?
– В основном из-за лета, – уклончиво сказал я.
Чибис улыбнулся шире:
– А я думал… ты тоже пиво пил…
– Я хотел. Но чуть не заработал подзатыльник.
Чибис вдруг изогнулся, что-то вытащил из раздутого кармана перекошенных шортиков. Оказалось – красное яблоко.
– Вот… Это Белкина вдруг подошла и говорит: «Ты на меня не злись. На…»
Я сделал умное лицо.
– Наверно, решила не усиливать этот… мировой дисбаланс.
– Ага. Наверно…
Чибис поставил ногу на батарею и сильно ударил яблоком о торчащее колено (я даже ойкнул). Яблоко развалилось на аккуратные половинки.
– Держи…
– Спасибо…
И мы пошли досиживать последний урок.
Мама Рита ничего не сказала про мой костюм. Наверно, потому, что увидела меня уже не на уроке, а во «внеклассное время», перед экскурсией.
А Натка Белкина подошла и осторожно тронула галстук.
– Ой, Клим, это что? Есть такой отряд, да?
Я помнил про яблоко и ответил миролюбиво:
– Был. Память о прошлом лете…
– А-а-а… – ничего не поняла она.
И никто не понимал, но и не спрашивали, даже Чибис. Он спросил на улице о другом, но это другое тоже имело отношение к прошлому лету:
– Японская книжка, о которой ты говорил… она у тебя с собой?
– Ох, балда я! Забыл!.. Завтра принесу.
Выставка «Царство кукол» располагалась на центральной улице, в небольшом музее «Торговый дом купцов Лактионовых». Я и раньше бывал в этом доме, там довольно интересно: модели речных пароходов, граммофоны, старинная печатная машина из типографии газеты «Туренскiя вѣсти», проектор из кинотеатра столетней давности, географические карты девятнадцатого века. Одна комната – как настоящая купеческая лавка, даже продаются сувениры…