— Ага, ты его видел? Он странный до жути, — меня всю передёрнуло. — Не знаешь, почему?

Алек глянул на меня искоса, словно с недоверием, вернул взгляд дороге.

— Ну?

— Мне-то откуда знать.

Ой, да пошли они все, ещё о массовой биполярке беспокоиться.

— Незабудков прислал данные, которые ты просила. В бардачке.

О-о, так-так-так…

Вскрыла конверт, вытащила распечатки. Так-с.

Пирогов Сергей Петрович, как и Кузнецова Лариса Аристарховна, на моё счастье, всё ещё здравствуют и, по всей видимости, совместно — под общей, крайне распространённой, фамилией Ивановы. Сергей теперь стал Дмитрием, а Лариса — Любовью, оба седые, ЛжеДмитрий ещё и бородатый. Проживают в Перми, прямо у Камы в милом домике, окружённом гектаром засаженной земли, и, между прочим, для своих — судя по годам рождения — 80-90 лет выглядят слишком уж молодо, хоть и седые.

— Что там?

— Про медсестру и дворника из приюта. Они, оказывается, вместе. Надеюсь, счастливы. В Перми сейчас, может, получится проведать?

— Проведаем, как возможность появится. Контакты их есть?

— Есть. Стрёмно как-то звонить, будто перехватят.

— Если боишься прослушки, можем с левого телефона или даже по блюдцу — уверен, оно у них есть. А когда научишься открывать Двери, так вообще никаких препятствий не будет.

Вот это мотивация!

Мы доехали в молчании — я читала досье, Алек не мешал. Разве что спросил, где я хочу поесть — дома или ресторане. Воспоминания о пыточном «Молоте ведьм» были ещё свежи, поэтому без сомнений выбрала поесть дома.

Кот встретил урчанием и белой шерстью, облепившей форменную юбку. Алек молча дал мне клеящийся ролик, взял Кота и потащил на вычёсывание — тот не сопротивлялся.

— Каждый день приходится, — возмутился. — Я читал, что коты-подростки не линяют, а у этого словно цель — оставить всюду свой след.

Кот перевернулся на спинку, подставил живот, глянул на меня довольно.

— Что-то подсказывает мне, что ты прав, у него действительно такая цель, — села с другой стороны от Кота, почесала его между ушек. Кайфует.

— Мы как мама с папой.

Посмотрела на Алека с сомнением — словно его рот не мог выдать такого. Но выдал, кроме него никто не мог, разве что Кот, наконец, заговорил, но с побочкой в виде голоса Алека.

Но Кот молчал. Значит, действительно виноват рот Алека. Не сам Алек, сам Алек точно бы такого не сказанул.

И что ответить?

Ладно, лучше сделать вид, что не услышала.

— Что будем есть?

— Посмотри в холодильнике.

Мне дают слишком много воли. Остаётся только пользоваться.

— Слушай, что там со Степановной? Что нам с ней делать? Не держать же её в деревенской тюрьме, пока не помрёт, но и выпускать нельзя — кто знает, какие у неё цели?

— Может и держать. Сколько ей там осталось — недолго, думаю, — Алек принялся методично вытаскивать шерсть из чесалки.

— С виду — упыриха упырихой, вдруг бессмертная?

— Ну, тут уж будем думать. Надо как-то вытащить из неё сведения о задании, о других таких же поселенцах, и о том, как и чем она питается.

— Не расскажет же. Разве что сыворотку использовать.

— Это единственный вариант, но из ковенских запасов я её взять не смогу, придётся на чёрном рынке.

— Может, у Свята осталось?

— Нет.

— Откуда ты знаешь?

— У него была пара капель — наследство от Лины. Он их и потратил.

— Серьёзно? Разве это того стоило? — стало совсем неловко — мало того, что Свят использовал сыворотку на родной сестре, так ещё и сыворотку, оставленную в наследство погибшей — и любимой — тётей. И всё только ради того, чтобы узнать, кто помогал меня укокошить.

— Риторический вопрос.

— У Кощея тогда попросим.