И – что самое приятное – все расходы на ведение этого саморазрушительного образа жизни полностью брала на себя его кредитная карточка «Обед-при-Исполнении» с безлимитным кредитом, который он открыл сам себе при последнем посещении штаб-квартиры «Путеводителя».

Если бы много лет назад перед юным Фордом Префектом положили чистый лист бумаги и предложили написать один-единственный абзац с перечислением самых сокровенных желаний на будущее, единственным словом, которое он смог бы подобрать из своего словарного запаса, стало бы «возможно». Вероятно, так.

Курорты Хэй-Виляя отличала столь непристойная роскошь, что, как говорится, самец-брекинданин мать бы родную продал за одну только ночь в печально известном виброномере отеля «Замок из песка». На самом деле это не настолько отвратительно, как звучит, поскольку родители служат на Брекинде законным платежным средством, и на хорошо увлажненного септюгенарианца со здоровыми зубами можно купить мотовоз на семью среднего размера.

Возможно, Форд не стал бы продавать кого-либо из своих родителей ради развлечений «Замка из песка»; впрочем, у него имелся двуглавый двоюродный брат, от которого в случае его продажи была бы хоть какая-то польза семье.

Каждый вечер… точнее, каждое утро Форд поднимался по кишке-подъемнику к себе в пентхаус, с трудом ворочая языком, приказывал двери открыться, бросал взгляд на свое отражение в зеркале – опухшая физиономия с налитыми кровью глазами – и падал лицом вниз в ванну.

По-последний вечер, обещал он себе каждый раз. Есть ведь предел, после которого мое тело взбунтуется и развалится на части, да?

Как бы выглядел его некролог в «Путеводителе»? Как-нибудь очень лаконично наверняка. Всего два слова. Или три? Возможно, те самые три слова, которые остались там от его описания Земли.

В основном безвредна.

Земля… Уж не случилось ли на ней чего-то такого, нехорошего, о чем стоило бы подумать? И вообще, почему одни вещи вспоминаются ему без труда, а другие – не яснее туманного утра на вечно окутанных туманами Туманных Равнинах Смогологии?

Впрочем, все это относилось преимущественно к той полной слез и соплей стадии, когда третья порция «Пангалактического грызлодера» вышибала из насквозь пропитанных алкоголем мозгов Форда последнюю каплю сознания, и тот, икнув, издавал боевой вопль дебютанта на родео и с почти идеальной точностью рушился головой в писсуар.

И все же каждое утро, выныривая из ванны у себя в номере (если ему повезло до него добраться, конечно), Форд обнаруживал себя волшебным образом воскрешенным. Никакого бодуна, никакого огненного выхлопа, даже ни одного лопнувшего сосуда в белках глаз – никаких свидетельств давешних эксцессов.

– Ты крутой оболтус, Форд Префект, – неизменно говорил он себе. – Да, именно так – крутой!

Что-то здесь скользкое происходит, изредка просыпалось и било тревогу его подсознание.

Скользкое? Как рыба?

Всего хорошего и спасибо за…

Что-то там про дельфинов? Ну, если честно, они, конечно, не рыбы, но у них с теми общая… среда обитания, да.

Думай, болван! Думай! Тебе полагалось уже сто раз сдохнуть. Ты выжрал столько отравы, что ее хватило бы на то, чтобы замариновать не только тебя, но и на несколько твоих альтернативных воплощений. Как получается, что ты до сих пор жив?

– И не просто жив, а все по кайфу, – отвечал подсознанию Форд, а иногда и подмигивал при этом своему отражению в зеркале. Очень уж его восхищало то, какой ослепительно яркой сделалась его рыжая шевелюра, как рельефно обозначились скулы. И еще – у него, похоже, вытянулся подбородок. Хороший такой, точеный.