Саша варила овсяную кашу на электрической плитке и то и дело с аппетитом облизывала ложку. Сережка носился вокруг дома, ожидая друга, который обещал принести водяной пистолет. Алексей тоже обещал привезти ему эту игрушку и опять, зараза, забыл! С памятью что-то случилось, когда на Леонидова навалилось столько коммерческих дел. Он потянул носом весьма аппетитный запах и сказал:

– Сашка, кончай облизывать ложку! Ты все слопаешь, пока каша варится, и нам с Серегой не хватит.

Он вдруг почувствовал, что голоден, как волк. Так надоели чизбургеры, гамбургеры!.. Хочется простой овсяной каши!

– Все равно половина моя, – сказала жена.

– Это с чего же половина?

Алексей свято соблюдал правила игры. Он якобы забывает о ее беременности, она в шутку его ругает. Беременным женщинам надо во всем потакать.

– Нас двое. – Саша погладила себя по животу, вздохнула и снова облизнула ложку. – А ты зачем поднялся в такую рань?

– В саду хорошо… И давно у нас такая погода? – Саша засмеялась:

– Лешка, ну ты даешь! Да уже с неделю! Ты что, гном?

– Почему гном? – слегка обиделся малорослый Леонидов.

– Подземный житель. Сидишь на мешках с деньгами и никуда не можешь отойти.

– Разве я маленький и горбатый? Нет, ты посмотри, посмотри! – Леонидов расправил плечи и втянул живот.

– Да куда там смотреть? Зарядку небось делать давно перестал?

Это была святая правда. Новоиспеченному коммерческому директору крупной частной фирмы было не до физкультуры.

– Не наступай мне на больную мозоль, – тяжело вздохнул он. – Кстати, я похудел.

– Да? – прищурилась Саша. – Я не заметила.

– Ах ты… – Алексей попытался ее обнять.

– Лешка, отстань! Каша сгорит!

– Все равно мне не достанется, я и бутерброды поем.

– Алексей! Сережка ведь войдет…

– А мы потихоньку… Хочу целоваться… Я соскучился…

И он в самом деле полез к любимой жене с поцелуями. Она продолжала отбиваться.

– Нечего было спать ночью.

– Сашенька, я не хотел, оно само так получилось. Прилег на минутку, думал тебя дождаться, и – хлоп! Очнулся утром, а ты так сладко спала, что жалко стало будить.

– Устал?

Он тяжело вздохнул:

– Ты же знаешь, я никогда раньше этим не занимался. Но если меня запрягли, я все равно повезу, сколько бы ни навалили на мой воз. Характер такой.

– Не жалеешь, что Серебрякова тебя тогда сманила?

– Нет, Сашенька, меня не сманивали, я сам полез. Хотя на символических дверях в новую жизнь висел огромный плакат с изображением черепа, скрещенных костей и предостерегающей надписью: «Не влезай, убьет!» Поганая вещь – самолюбие. Доходу от него никакого, одни неприятности. Все время что-то кому-то доказываем. Себе же во вред.

– Значит, пожалел? – спросила жена, помешивая кашу.

– Ты-то довольна? Зарплата коммерческого директора – это тебе не ментовское жалованье. А как вас, три рта, прокормить? – Он погладил Сашу по животу.

– Ох, сварилась уже! – Она, подхватив полотенцем кастрюльку, побежала в дом.

– Сережка, иди есть! – крикнул в окно Алексей.

За завтраком жена сказала:

– Леша, у тебя усталый вид.

– Обычный, – отмахнулся он. – Бессонницей не страдаю, очень даже наоборот. Малыш, ты не переживай, у меня еще огромный невыработанный ресурс организма. Я небольшой, но жилистый, протянем. Кстати, ты не в курсе, что там за шум по ту сторону нашего левого забора?

– Какой шум? – удивилась Саша.

– Подозрительный. Мне кажется, там работает опергруппа.

– Совсем заработался, – покачала головой Саша. – Галлюцинации начались. Да что там может быть, когда такой спокойный человек живет?

– Кто?

– Паша Клишин, писатель.

– И даже так? Просто Паша? Не какой-нибудь Павел ибн Хаттаб, или как там его, а посемейному: просто сосед Паша.