Он заставлял кучера гнать изо всех сил – видимо, спешил вернуться к герцогине. Аврора и Ульрика тряслись в карете, как сливы в августе. На счастье, до пограничной заставы было уже недалеко, и при виде ее женщины облегченно перевели дух. Асфельд остановил коня у самой пограничной черты, сорвал с головы шляпу, нахлобученную по самые уши, и подскочил к дверце кареты.

– Вот вы и покинули герцогство Целле, фрейлейн. Здесь мы расстаемся. Мне остается пожелать вам счастливого пути.

Тон был смелый, на грани неучтивости. Было видно, что он спешит свалить с плеч эту обузу, спровадить нежелательное лицо, как ни постаралась госпожа фон Беркхоф подсластить пилюлю. Аврора, чуткая к нюансам и не менее недовольная, чем он, решила заставить его понервничать.

– Недурно было бы проявить побольше вежливости, лейтенант… Асфельд, если я не ослышалась?

– Ничуть, все верно. Если вы не возражаете, то я…

– По вашей милости мы набили себе шишек. Что заставило вас так нестись?

– Так принято, фрейлейн, ведь вас приказано… прошу прощения, выслать. Все вышло бы иначе, если бы… о!

Это удивленное восклицание было вызвано тем, что девушка откинула капюшон и сняла с лица маску. Асфельд таращился на нее, как на привидение. Таким же оторопевшим выглядел, должно быть, святой Павел на пути в Дамаск.

– Так в каком случае все вышло бы иначе? – спросила она желчно.

– Если бы… если бы я вас увидел раньше… – пролепетал он как будто в забытьи. – Вы… восхитительно хороши!

Она не удержалась от смеха.

– Это у вас так принято – выполнять задание лучше или хуже в зависимости от внешности сопровождаемого?

– Нет… о нет! Умоляю, простите, что я так дурно с вами обошелся. Меня извиняет…

– …только то, что вы спешите к Ее высочеству с разговором, не терпящим отлагательств? Так чего вы ждете? Скачите, нам больше не о чем говорить! Хотя нет: знайте, я надеюсь, что больше никогда вас не увижу! Поехали, Готтлиб! – крикнула она кучеру. – Постарайся ехать поаккуратнее, хотя я очень хочу поскорее покинуть этот негостеприимный край!

– Нет, нет! Умоляю, фрейлейн, хотя бы еще словечко!

Но Аврора решительно затворила окошко, надела маску и забилась в угол кареты. Кучер хлестнул лошадей. Только тогда она прыснула.

– Еще один! – проворчала Ульрика.

– Ты это о чем?

– Сами знаете: еще один влюбленный. Надо было вам пораньше открыть личико, а то меня ужас как растрясло!

Аврора, не отвечая ей, украдкой глянула в узкое заднее окно кареты. Молодой Асфельд застыл как вкопанный на своем коне посреди дороги и провожал ее взглядом, забыв накрыть шляпой свою рыжую голову.

Она оценила бы по достоинству потрясение офицера, если бы по волшебству сумела подглядеть за его возвращением во дворец в Целле. По случайности в момент его спешивания во внутреннем дворе туда спустилась и баронесса Беркхоф. Подойдя к лейтенанту, она осведомилась, как все прошло, и была удивлена его невнятным ответом и отсутствующим видом.

– Надо же, лейтенант, вы настолько утомлены?

Он вздрогнул.

– Я? Утомлен? Ничуть! Я – верный слуга Ее высочества. – Для большей убедительности он звонко щелкнул каблуками.

– Значит, я могу ей о вас доложить?

– Обо мне? Ее высочеству? Зачем?

– Как же, перед тем как я отправила вас сопровождать графиню Кенигсмарк к границе, вы жаждали аудиенции по делу, которое, по вашим же словам, не терпело отлагательства.

– Вот как? Прошу меня простить, баронесса, что-то не припоминаю…

Он поклонился и зашагал прочь, как деревянный, с блаженной улыбкой и с умилением во взоре.

– Одно из двух, – пробормотала про себя баронесса Беркхоф. – Либо он сомнамбула, либо влюбился. Я предпочла бы второе: от этого могла бы быть польза.