– Море – огро-о-омный молодец! – прокашлялся за спиной ворон, выведя Ави из оцепенения.

Сияющий Роб неотрывно смотрел сквозь неё, будто не замечая её присутствия и при этом проникая глубоко в душу.

– Ты чего?

– А…? Нет. Ничего… Задумался просто. У нас получилось! Дай пять. – Он выставил ладошку. Ави по традиции звонко отбила.

– Как всегда. Мы молодцы! Пойдём, у меня с собой твой любимый чай с бегемотом в термосе.

– Ну если с бегемотом, то я твой на веки вечные. Проси чего хочешь.

Друзья вернулись на ступени, оставив Море в одиночестве охотиться на проснувшихся сверчков. Отсвет маяка озарял край обрыва, но был не способен подсветить путь для Ави. Так ей, по крайней мере, казалось.

– На веки вечные… Прекрасный принц, значит. Прими решение за меня. А? – Она обняла Бинго, которому позволила забраться передними лапами к себе на колени, и с мольбой посмотрела на его хозяина.

– Зачем спрашиваешь, если знаешь ответ? – Лицо Роба стало серьёзным.

– Знаю… Ты скажешь, что только я могу выбирать то, как жить мне. И чтобы выполнить мою просьбу, тебе придётся примерить мою обувь и пройти весь предшествующий путь вместо меня. Всё я знаю! – Ави повысила голос на последней фразе, но тут же осеклась. – Прости… Чем меньше остаётся времени, тем больше я нервничаю. У меня будто к запястьям привязаны канаты, и тянут они в противоположные стороны. Я же не могу разорваться! Или могу?

– Если ты будешь так себя мучить, то тебя действительно разорвёт.

– Я боюсь ошибиться, понимаешь? Вот ты всегда знал, что станешь фотографом. Тебе и выбирать не пришлось. А я…

– Я прекрасно понимаю, что ты чувствуешь. Но на мой счёт и «знал всегда» ты ошибаешься. Даже не представляешь, сколько я всего перепробовал, ещё до того, как мы стали друзьями. И как мама пережила все эти мои метания? Я почти каждый месяц «устраивался» в новый кружок. – Роб изобразил пальцами кавычки. – И походив туда несколько недель, «увольнялся». Я примерял увлечения, как толстовки в магазине: одна жала в плечах, в другой я чувствовал себя глупо, у третей – цвет был не мой, у следующей – надпись не соответствовала идеалам. И только перебрав всё, что меня хоть мало-мальски волновало, я нашёл то, в чём мне захотелось прошагать гораздо дольше, чем тестовый месяц.

– О! Ты никогда не рассказывал об этом.

– Да чего там рассказывать? Смутно помню. Малой я был. Где-то в родительских архивах наверняка упокоена свалка фоток об этом. Могу спросить у мамы, если интересно.

– Конечно, интересно. Я даже не подозревала, что в тебе есть это. Вернее, было. Ты, в отличие от меня, обычно делаешь выбор без колебаний. И меня это по-настоящему восхищает. Вот бы и мне давалось всё так просто! Да, Бинго? – Ави взяла в ладони узкую рыжую морду с прореженными сединой усами. Тот не церемонясь лизнул её в нос, чем вызвал искреннюю улыбку.

– Может, проговоришь вслух, что тебя беспокоит? – предложил Роб, складывая опустевший ланч-бокс в кофр для фотоаппарата.

– Тебе не надоели мои метания? – Ави приподняла одну бровь, считывая реакцию друга. Ей не составляло труда определить истинную эмоцию и отделить ложь от правды.

– Нет, – однозначно отрезал Роб. – Пройдёмся заодно.

– А как же Бинго? Он же так утомился.

– Бинго, пойдём гулять? – Роб нарочито громко сделал акцент на последнем слове.

Команда активировала собаку, как по кнопке включения. Рыжий вскочил на лапы и радостно завилял хвостом, словно снова был молод и полон сил. Море тоже услышал заветное слово и уже скакал по ступенькам в направлении друзей.

Ави так нравилось, как вынужденные приятели – пёс и ворон – столько лет терпят друг друга, хотя иногда ей казалось, что даже любят. Особенно Бинго, который охотно делился с Морем игрушками или угощением. Хотя в первое время их соседство в одной компании походило на катастрофу. Роб боялся, что однажды собака вернётся домой без глаза за попытки ухватить ворона за хвост. Но этого, к счастью, не случилось. Время расставило всё на свои места. И если Бинго продолжал с азартом гонять чаек на берегу, к Морю же относился с молчаливым уважением. Сам ворон отличался независимостью и как единственный авторитет воспринимал только Ави. В исключительных случаях он снисходил до её окружения, но только когда сам этого хотел: будто оказывал высокую честь быть удостоенным его вниманием или позволением себя приласкать.