– Восемьсот восьмидесятый, посадку разрешил.

Вот и полоса всё ближе и ближе. Выравниваю, обороты убрал, ручку плавно на себя, и скользящий взгляд влево. Ничего лишнего, только как учили.

Так, Серёга, посадочное положение и ручку задержать. Мягкое касание, держу нос, и даже замечаний нет от помощника руководителя со стартового командного пункта. Хороший знак!

Плавно торможу, и всё! Сел, слетал, выдохнул. И голова не болит. Видать шлемофон перепутал в казарме. Надо найти мою счастливую кожаную шапку с наушниками.

– Восемьсот восьмидесятый, поздравляем вас. Свершилось, – сказал в эфир руководитель полётами, намекая, что я долго шёл к этому важному рубежу в новой жизни.

На стоянке толпа была как никогда большая. Оказывается, мой полёт был крайним в этой лётной смене. Мне показалось, здесь собрался весь мой взвод и овации были соответственно громче, чем у всех. Так мне и сигарет не хватит раздать всем!

После минуты славы и нескольких подкидываний необходимо соблюсти формальность и представиться своему инструктору.

– Нестеров продолжал курить одну за одной. Он, наверное, полпачки скурил, пока ты летал, – сказал Макс, поздравляя меня. Действительно, рядом с отбойником, где и стоял весь полёт Николаевич, было много окурков. Вот мужик волновался!

– Товарищ майор, представляюсь по случаю первого самостоятельного вылета на самолёте Л-29! – доложился я Нестерову и протянул ему пачку «Казбека».

– Молодец! Ты у меня пятидесятый, юбилейный вылетевший самостоятельно. Поздравляю, – сказал Николаевич и крепко пожал руку. – А вы ничего не забыли? Я не слышал звонкого удара об стойку.

Традиции нужно соблюдать. Теперь и моя очередь приложится мягким местом к шасси.

Угостив техников папиросами, я распотрошил четыре пачки в шлемофон и с этим богатством зашёл в курилку после разбора полётов. Хватило на всех. Инструктора тоже угостились настоящим «вылетным» табаком. Комэска и командир звена получили свои персональные пачки от меня за подписью «880-й, сам».

Особо меня удивило, что руководитель полётами, которому тоже предназначался один «Казбек», был тот самый майор, который руководил в день моей посадки в поле. Он даже обнял меня.

Ну и как же без ложки плохопахнущего вещества в этой торжественной смеси. Граблин был сегодня ответственным по полку и устроил нам несколько построений. Так я и не попал на КПП, где меня ждала моя Женечка.

Теперь полёты пошли интереснее и чаще. Нам уже стали доверять летать одним, а это ответственность.

– Перед каждым упражнением обязательно разбирайте на земле пошаговым методом. Проще будет в воздухе, – говорил Нестеров, занимаясь с нами на спортгородке.

Я заметил, что и комэска был не против такого варианта занятий на свежем воздухе, хотя остальные инструкторы, по слухам, с непониманием относились к этому. Думают, что это разлагает дисциплину, и курсанты ничего не учат. А по мне, так это лучше душного кабинета. И «пеший по лётному» сразу отработать можно.

– А как там группа Швабрина? – спросил Костя. – Так они и не вылетели?

– Никто не вылетел самостоятельно. Этот петуша… то есть, Швабрин, получил от исполняющего обязанности начальника училища строгий выговор. Его даже дядя не спас, – сказал Николаевич.

– И кто у него дядя? Здесь есть вообще простые люди? – негодовал я. Хотя, чему я удивляюсь, когда мне самому приходилось обращаться за помощью к людям со связями.

– Как кто? Замполит, полковник Борщёв.

Я смотрю, что этот человек с очень кулинарной фамилией, постоянно попадается на кумовстве. То зять у него Граблин должности меняет по щелчку пальцев. Теперь вот племянник перспективный. Может, где-нибудь ещё кто-то из этого «супового» клана всплывёт.