Капот «Паджеро» был открыт, а из-под днища внедорожника торчала пара ног в замызганных штанинах. Динамики автомагнитолы буквально разрывались от громкой танцевальной музыки. Я еще снаружи узнал приторную и навязчивую, как жвачка, популярную песенку местной эстрадной певички Леноры Фрюлинг – «Леша, Леша, ты хороший, значит, я – не для тебя!..». Хит этот устарел как минимум на год, и сегодня почитатели несравненной Леноры распевали на всех углах другую ее песню: «Мы с тобой бежим по лужам, выбросив промокший зонт. Нам никто сейчас не нужен – мы бежим за горизонт…» Впрочем, ничего удивительного в поклонении таланту госпожи Фрюлинг, чьими афишами также пестрели улочки райцентра, в здешних краях не было. Лично я безмерно бы удивился, если бы вдруг услыхал в Горнилове звучащую на всю катушку, к примеру, нетленную «Smoke on the water». Но подобные чудеса в этой глуши были маловероятны.

Кадило ухватил автомеханика за лодыжку и бесцеремонно вытащил его из-под внедорожника. Вид трех угрюмых мордоворотов в строгих костюмах и кожаных перчатках поверг беднягу в сильное смятение. Он вытаращился на нас так, словно решил, что мы явились сюда по его душу. Тюнер от греха подальше вырвал у слесаря из рук отвертку, а затем вежливо поинтересовался, дома ли хозяин и его супруга. Испуганный механик подтвердил это лаконичным «угу». Большего нам от него не требовалось, разве только чтобы он сидел и помалкивал у себя в каптерке, где мы заперли его на найденный тут же навесной замок. Сбежать из лишенной окон комнатушки механик не мог, вызвать милицию тоже, поскольку мобильник мы у него, естественно, отобрали…

Кажется, кто-то из великих полководцев сказал, что по какому бы сценарию ни начиналась битва, вскоре она так или иначе превращается в обычное побоище, где решающую роль играет уже не мастерство полководца, а стойкость и сила духа простого солдата. Конечно, наше вторжение к Адаму Подвольскому нельзя было считать битвой, но подмеченная древними стратегами закономерность проявилась и здесь.

Помимо Адама и его жены, в доме еще находилась их пятнадцатилетняя внучка. Несмотря на нашу осторожность, кто-то из домочадцев заметил, как мы проникли в гараж, и поднял тревогу. Мы заслышали суету, топот и крики, едва вошли в дом с черного хода, после чего быстро смекнули, чем вызвана паника, и взялись за привычную нам работу.

Сегодня мои надежды остаться чистеньким не сбылись. Послав напарников в погоню за женщинами, которые уже со всех ног бежали к парадной двери, я бросился по лестнице на второй этаж, откуда доносились надрывные крики Подвольского, подгонявшего жену и внучку к выходу. Раз уж сам Адам не пустился наутек, следовательно, о бегстве он не помышлял. Но я предвидел подобный исход: вряд ли человек, чьего сына нам было велено остерегаться, окажется из робкого десятка – яблоки от яблони недалеко падают.

Так оно и вышло. Когда я ворвался в комнату, откуда раздавались крики – как выяснилось, это был служебный кабинет хозяина, – Подвольский не забился испуганно в угол, а вел себя так, как и подобает отцу семейства при угрозе его близким. Адам не переставая кричал жене и внучке, чтобы те убирались из дома и вызвали милицию, при этом в левой руке Адама находился мобильник, а в правой – ключ, что отпирал оружейный сейф (о содержимом сейфа я догадался по его характерной форме – в таких несгораемых шкафах-башнях удобно держать в собранном виде охотничьи ружья). Однако о хваленой координации Юлия Цезаря Подвольскому приходилось лишь мечтать. Делать два дела одновременно, да еще в жуткой спешке, Адаму Адамовичу было не по силам. Его дрожащие пальцы напрочь отказывались набирать телефонный номер и попадать ключом в замочную скважину сейфа. От этого перепуганный хозяин нервничал еще сильнее, что ему отнюдь не помогало, а только вредило.