– Не вмешивайся, браток, – обеспокоенно зашептал мне Охрипыч. Он пристально следил за моей реакцией на происходящее и потому сразу определил, что именно я задумал. – Мне, конечно, неизвестно, что за фрукт этот твой знакомый и какие у вас с ним дела. Но если ты встрянешь, боюсь, всем нам придется очень плохо. Уж прости, но это не наша разборка, и лично я не вижу смысла, чтобы рисковать, спасая одного урода от других.

– Теперь, Охрипыч, у нас с тобой просто нет выбора, – помотал я головой, доставая пистолет. – Этого человека нужно выручать, поскольку то, что он говорил, касается всех нас. Долго объяснять, но если ты мне поможешь, я непременно расскажу тебе и остальным, что случилось тогда, в поезде. Не дрейфь, никого убивать я больше не собираюсь. Попробуем взять их на испуг и договориться по-хорошему.

– А ну как не выйдет по-хорошему, что тогда? – усомнился прапорщик.

– Давай не будем пессимистами, – попросил я, вставая с карниза и направляясь к лестнице. – В конце концов, мы имеем законное право на самооборону…

– Только они, похоже, плевать хотели на наши права, – закончил Хриплый, кивнув на вышибал, но не стал отпускать меня одного и направился следом. – Ну попал ты, прапорщик, как кур в ощип. Зато теперь точно знаешь, где раки зимуют, дери их всех за ноги…

Конструктивного диалога с вышибалами опять не получилось. Но виной тому был вовсе не нацеленный на них пистолет и не предъявленный мной ультиматум. Повторилась та же история, что и на мосту, только на сей раз финал нашей встречи выдался не тот, к которому мы готовились.

Прежде чем конвоиры услыхали мой окрик и остановились, мне пришлось обратиться к ним трижды. Оказывается, повальная тугоухость, которой страдала компания Бика, была для вышибал вовсе не исключением, а нормой. Чего, кстати, не обнаружилось за Рипом. Едва он расслышал мой голос, как тут же обернулся, удостоверился, что мы спешим на помощь, и снова в возбуждении заметался по паланкину.

Повторно наказывать арестанта никто не стал – все внимание горбунов было обращено на нас. Небрежно бросив клетку, словно та вдруг обожгла им руки, конвоиры мигом выстроились плечом к плечу и ощетинились копьями.

– Шатуны! – с недоумением и страхом воскликнул один из вышибал. – Прямо возле Рефлектора! Но как им удалось прорваться через Шлюз?!

– Плохо дело, – добавил второй. – Боюсь, без уборщиков нам не справиться. Надо возвращаться в Ядро.

– Стреляй в них, Глеб! – злорадно прокричал Рип, ухватившись за прутья клетки и сотрясая ее, будто разбушевавшаяся горилла в зоопарке. – Стреляй, не медли! Иначе они убьют тебя! Ну же, Глеб, действуй!..

– Заткнись! – рявкнул я на арестанта. Его озлобленность была вполне простительна. Истыкай кто меня копьями, как Рипа, и я рассвирепел бы не на шутку. Но в настоящий момент у нас пока не было повода учинять бойню – вышибалы не кидались в драку, поэтому хотелось надеяться, у них и дальше хватит благоразумия не подставлять лбы под пули.

Держа конвоиров на мушке, я начал громко озвучивать им свои требования, которые, как чувствовал, мне придется повторять глухим копейщикам не один раз. Но едва я подобрался к самой сути вопроса, как они переглянулись и, не опуская копий, начали дружное отступление к лифту. Паланкин с арестантом так и остался стоять возле ворот. Очевидно, горбуны были твердо уверены, что мы не сумеем вскрыть замок клетки до того, как они вернутся сюда с подмогой. А то, что враги дунули именно за ней, я уже догадался с их слов.

– Не дай им уйти, Глеб! – продолжал неистовствовать пленник. – Да что с тобой такое! Пристрели вышибал, кому говорят! Быстрее! Если они вернутся, их будет в десять раз больше!