Взяв билеты в удобный спальный вагон – благо в октябре это можно было сделать без проблем в любое время, – мы до самого отправления сидели начеку, опасаясь, как бы горячий сынок Подвольского не пустился за нами в погоню. Всякое могло взбрести в голову озверелому папаше, чьим близким угрожали расправой три заезжих негодяя. А если вдобавок Адам-младший узнает об утраченной семейной реликвии… В общем, мы готовились к любым неожиданностям, разве что были относительно спокойны насчет милиции. Подключив ее к нашим поискам, Подвольские рисковали гораздо сильнее, чем мы, и уже завтра им пришлось бы принимать у себя куда более несговорчивых гостей из Калиногорска.

Поэтому, когда поезд наконец-то тронулся, мы позволили себе расслабиться. Разумеется, не по полной – как-никак важный груз везем, – но пропустить по стаканчику-другому за бескровное дело было отнюдь не зазорно. Чем мы и занялись, как только огни Горнилова скрылись из виду.

Экспресс стрелой летел через окутанные мраком лесистые нагорья – преобладающий ландшафт нашего, так сказать, бескрайнего края, – вагон лениво покачивался на стрелках, и уже завтра к полудню, по всем предпосылкам, мы должны были рапортовать Бурелому об успехах.

Эта поездка доставила мне куда больше удовольствия, чем предыдущая. И не только потому, что мы возвращались домой с чувством исполненного долга, но еще и из-за нашего сегодняшнего проводника. К моему удивлению, им оказалась не миловидная девушка, а убеленный сединами, полноватый, но весьма энергичный старик по имени Пантелей Иванович.

То, что Пантелей Иваныч – неординарная личность, можно было догадаться не только по выбранной им профессии. К таким, как он, уже не вязались унизительные определения «старикашка», «хрыч» и «старый пердун». Натурально дворянское благородство, с которым держался дядя Пантелей – так уважительно назвал его Кадило при первой встрече, – было вовсе не напускным, а являлось естественной чертой характера Иваныча. Наверняка в его жилах текла изрядная доля голубой крови, а в родословной фигурировали какие-нибудь князья или придворные. Нечасто в наше время встречаются такие «породистые» старики, в присутствии которых ты поневоле начинаешь избегать ругательств и умерять собственный гонор.

Выпить с нами за компанию дядя Пантелей, естественно, отказался. Продемонстрировав, где находится кнопка вызова проводника, он настоятельно попросил не шуметь, поскольку в купе по соседству ехала некая благородная дама – именно так Иваныч ее и охарактеризовал. Получи мы подобное предупреждение от девушки-проводницы, Тюнер непременно выдал бы ей в ответ какой-нибудь язвительный комментарий, но с Иванычем мой не слишком церемонный напарник согласился сразу:

– Базара нет, дядя Пантелей. Молчим, как Бетховен.

Когда же проводник уточнил, что Бетховен вообще-то был глух, а отнюдь не нем, Тюнер только пожал плечами и заметил, что он окончил музыкальную школу десять лет назад и потому напрочь позабыл, кто из великих композиторов какими недугами страдал…

Воистину грозная сила сокрыта в тех людях, кто обладает подлинным, а не наигранным достоинством. Даже я не заставил бы Тюнера стать таким шелковым, каким сделал его дядя Пантелей одной своей вежливой просьбой.

После ухода проводника разговор сразу перешел к событиям минувшего дня. А конкретно, к тому престранному случаю, когда мои напарники (и я вместе с ними – только негласно) разошлись во мнении по совершенно идиотскому поводу: спутали между собой две такие элементарные вещи, как кинжал и кубок. Истину решили выяснить практическим путем, ради чего я был вынужден извлечь из кейса злополучную армиллу.