Обмен взглядами получился коротким, после чего джентльмен нахлобучил на голову шляпу, чтобы тут же приподнять ее и поклониться Роуз. Та ответила вежливым кивком и проследовала мимо, положив ладонь на руку священника и стараясь аккуратно ступать по трапу. Кто бы ни был этот новый пассажир, отец Джонсон прав: вряд ли он путешествует вторым или третьим классом.

«Святая Анна» отошла от причала с отливом и, развернувшись, неторопливо и величаво покинула устье. Роуз принесли записку от капитана, как и каждый вечер: мистер Лерой выказывал уважение леди Шелдон и приглашал ее присоединиться к нему и другим пассажирам в кают-компании за ужином. Миссис Браун разложила перед Роуз ее платья, и через некоторое время был выбран летний наряд нежно-кремового цвета, отороченный белым кружевом и украшенный по лифу крошечными речными жемчужинами. Роуз стояла перед закрепленным на стене каюты зеркалом, разглядывала себя так и этак и очень себе нравилась. Миссис Браун застегнула у нее на шее жемчужное ожерелье, уложила хозяйке волосы, протянула кружевные перчатки и, полюбовавшись произведенным эффектом, одобрительно кивнула: да, по мнению почтенной женщины, теперь можно появляться в приличном обществе. Сама она, как обычно, осталась в каюте: присутствие среди пассажиров отца Джонсона и его дружба с Роуз не остались ею незамеченными, что компаньонка всячески поощряла, хотя не произнесла и пары предложений по этому поводу. Впрочем, Роуз и так понимала ее прекрасно.

На палубе теперь стало оживленней. Присутствовать на мостике и ужинать в кают-компании имели право лишь пассажиры первого класса, верхняя палуба была открыта для них и для пассажиров второго; третий класс ютился внизу, в многоместных каютах, больше похожих на трюмы, и не оскорблял своим видом взгляды благородных господ. На палубе Роуз обнаружила и давешнее итальянское семейство, по-прежнему испытывавшее щенячий восторг от всего, что вокруг происходит, а также многих других новых пассажиров, большинство из которых оказались одеты небогато, но чисто. Прислонившись к основанию мачты и скрестив руки на груди, Роуз поджидал отец Джонсон. Ветер трепал полы его шелковой сутаны. Солнце садилось, огненные блики рассыпались по волнам, как перья пролетевшего мимо феникса.

При виде Роуз отец Джонсон просиял.

– Капитан распорядился поднять паруса. – Он ткнул пальцем вверх. – Говорит, что хорошим ветром грешно не воспользоваться, и я полностью его поддерживаю. Публика в восторге.

– Еще бы. – Роуз однажды приходилось плавать на пароходе, подобном этому, и она видела паруса вблизи, однако до сих пор они вызывали в ней мистический трепет. Она подняла голову, глядя вверх, туда, где под попутным ветром туго выгибались громадные желтоватые полотнища. – Как красиво…

– Если желаете, мы можем прогуляться. Обед назначен через полчаса.

– Охотно.

Они прошлись вдоль борта, в конце концов остановившись так, чтобы видеть мачты во всей красе; у Роуз захватывало дух, когда она на них смотрела. Как все-таки дерзок и изобретателен человек! Он пересекает океаны на скорлупках, наполненных удачей и ветром. И это не только опасно, но и безумно красиво.

Неподалеку, на носу, Роуз заметила давешнего джентльмена в белом костюме; новый пассажир беседовал с мистером Уордом, членом Королевского географического общества, и, похоже, о чем-то с ним спорил – издалека не расслышать. Иеремия не заметил этой парочки, увлеченно рассказывая Роуз о своей давней поездке в Эдинбург. Через плечо священника были прекрасно видны и джентльмен в белом, и его собеседник, их лица в профиль, жесты, а временами доносился их смех. Если они и спорили, то уж точно не ссорились. Роуз не могла понять, чем ее внимание привлек этот новый человек на судне и почему ей хочется узнать, кто он и куда направляется. Но это не тревожило: с Роуз уже случались подобные предчувствия, и каждое из них вело к интересному знакомству. Она кивала отцу Джонсону, выслушала все, что священник хотел ей рассказать об Эдинбурге, а потом позволила проводить себя в кают-компанию.