Я пришла в себя и открыла глаза. Но ничего не увидела, кроме  абсолютной темноты. Голова раскалывалась. Горячий бур сверлил виски и затылок, словно через мою бедную черепушку прокладывали очередную ветку московского метро. Почему так затекли руки и ноги? Нужно пошевелиться и облизнуть сухие губы. Отчего так темно? Куда он меня приволок? Вроде я сижу. Это единственное, что знаю точно. Попытка пошевелить руками и ногами не увенчалась успехом. Тщетно! Я была привязана. Облизнуть губы тоже не получилось. Рот плотно стягивал то ли пластырь, то ли липкая лента. Мне стало так страшно, как никогда в жизни! И я снова завизжала.

В этот же миг в глаза ударил ослепительно яркий белый свет. Передо мной стоял псих с ледяными глазами, что забрался ко мне в дом. В руках он держал черный кожаный мешок. Извращуга! Точно такими мешками накрывают голову рабов в эротических фильмах для тех, кто любит жестко и горячо. Мы такие с Владом смотрели. Рядом с психом стоял еще один высокий мужчина. Оба были одеты в белые плащи с капюшонами, откинутыми назад. На плащах был нарисован тот самый  символ, что и на кулоне, который показал мне псих: буква "т" с мертвым змеем. Только у психа с ледяными глазами знак был серебряный, а у того, второго, золотой.

Он был чуть постарше, с темными волосами и узким лицом. Его карие миндалевидные глаза внимательно ощупывали меня рентгеновским взглядом. И только тут до меня дошло, что я сижу в той же одежде, что и дома: в черных трусиках и длинной черной футболке, которая задралась чуть ли не до пупа, обнажая ноги и все, что между ними. Я заерзала, чтобы футболка скользнула вниз и прикрыла хоть что-нибудь.

– Кто вы такие и где я? – вместо этого вопроса из моего рта вырвалось лишь нечленораздельное мычание, потому что мой рот был крепко заклеен, а руки и ноги связаны толстыми веревками.

– Хороша, – одобрительно кивнул старший, и, подойдя ко мне, положил мне руку на грудь.

 

Я дернулась, пытаясь сбросить руку. Он рассмеялся и повернулся к психу:

– Странно когда эти шлюшки сопротивляются, правда? Мы от такого давно отвыкли, но есть в этом своеобразная перчинка.

Псих с волчьими глазами  молча кивнул.

– Смотри, какие соски. Как виноградины. В точности, как я люблю, – он больно сжал мой сосок двумя пальцами.

Из моих глаз брызнули слезы.

– Тварь, пошел вон! – промычала я.

– Дан, не напирай, – сказал псих с ледяными глазами. – Она ведь из другого мира. У них там к женщине так просто не прикоснешься. Это чревато неприятностями. Не пугай ее. Иначе мне будет тяжело с ней работать.

– Никогда не понимал, откуда в тебе, Эрик, столько терпения, – усмехнулся Дан. – Ладно, тебе как главному охотнику Ордена, лучше знать, как обращаться с ведьмами-эмпатками. Но согласись, что в последнее время ты стал склонен к театральным эффектам. Связанные руки и ноги, заклеенный рот. К чему это все? Похоже на дешевый спектакль. Ты без этого с девчонкой справиться не можешь?

– Ты знаешь, Дан, что я не выношу женских криков, – поморщился Эрик.

– Я даже знаю, почему, – улыбнулся Дан. – Возбуждает, а? – прошептал он, подмигнув. – У меня тоже встает, когда они кричат.

– Нет, я люблю работать чисто, тихо и быстро. И никаких свидетелей! А у этой, – он кивнул в мою сторону, – такой пронзительный голос, что она могла весь район на ноги поставить. Мне нужно  провести экспертизу. Думаю, тебе лучше уйти. Для чистоты эксперимента будет лучше, если мы останемся одни. Сам понимаешь: процедура деликатная.

– Какая еще процедура? Что за экспертиза? – я заерзала, взбрыкнула ногами, пытаясь развязать веревки, и стул завалился на бок вместе со мной.