ДАВНО стал легендой случай, который действительно имел место быть в сталинском кабинете. Причем говорить надо именно о легенде, потому что один из тех, кто тогда в кабинете присутствовал – Юлий Борисович Харитон, в 90-е годы публично заявлял, что встреча ядерщиков со Сталиным описывается «не слишком достоверно».

«Не очень достоверно» сообщается порой даже о том, сколько раз Сталин встречался с разработчиками ядерного оружия… А встречался он с ними в кремлевском кабинете всего один раз – 9 января 1947 года. И, чтобы здесь с этой темой закончить, сообщу, что в совещании по атомным проблемам принимали участие Молотов, Берия, Маленков и Вознесенский…

Приглашены были Первухин, Ванников и Завенягин из ПГУ, секретарь Спецкомитета генерал Махнев, директор завода № 92 генерал Елян, главный инженер ленинградского завода «Электросила» Ефремов, Борисов из Госплана, начальник Главпромстроя МВД СССР генерал Комаровский, директор КБ-11 Зернов, Научный руководитель Атомного проекта Курчатов и физики Харитон, Кикоин и Арцимович. Беседа проходила с 19.15 до 22.10.

До этого Сталин встречался из атомщиков только с Курчатовым. 25 января 1946 года он с 19.25 до 20.15 беседовал в своем кремлевском кабинете с Курчатовым и Берией без посторонних…

Сегодня в сочинениях тех, кого не то что рядом со Сталиным, но и около его кабинета близко никогда не было, хватает самых разных вариантов рассказа о той беседе Сталина с атомщиками. Однако вне сомнений одно: Сталин после доклада Харитона спросил у него – а нельзя ли из наличного плутония сделать две бомбы, но меньшей мощности?

Харитон тогда ответил отрицательно, возможно, имея в виду конкретно РДС-1. Физическая схема этого заряда действительно была рассчитана только на ту, как говорят оружейники, «закладку» плутония, на которую она была рассчитана, и не менее…

Харитон заметил также, что против законов природы, мол, не пойдешь, и Курчатов его поддержал. Впрочем, возможно, что сакраментальную фразу произнес сам Курчатов, а Харитон согласился… Сталин же— со слов присутствовавших, которым лгать нужды не было – высказался в том смысле, что законы природы – не догма…

Многократно перевирая этот эпизод, «прогрессивные» журналисты и сочинители усматривают в замечании Сталина «ограниченность тирана», считающего, что ему-де и законы природы не указ. Однако Сталин был выдающимся диалектиком и имел в виду всего лишь неоспоримый факт: люди познают законы природы в неком приближении, и по мере развития научного знания то, что сегодня воспринимается как закон, завтра может оказаться частным случаем более общего закона.

Ход развития ядерных вооружений доказал принципиальную гносеологическую правоту именно Сталина – в наши дни из плутония первой Бомбы можно сделать их несколько, и отнюдь не меньшей мощности, чем она была у РДС-1.

Вряд Харитон и Курчатов даже в мыслях не допускали в 1947 году возможности подобного. Отрицательный их ответ Сталину объяснялся, скорее всего, не только вполне естественной осторожностью, но и научной добросовестностью. Сказать «да» означало получить новый вопрос: «А почему же этого не сделать прямо сейчас?»

А «здесь и сейчас» была лишь уже почти готовая РДС-1, в которой закладку плутония уменьшить действительно было невозможно, тем более, что она соответствовала той, которая была в американской бомбе «Толстяк».

Нет, в таком деле лучше было преждевременные авансы не выдавать. Но придержать их при себе – не значило отказываться от развития успеха в будущем. И вопрос Сталина ядерщики – участники совещания – запомнили. Так что проблема снижения закладок активных материалов при повышении мощности во многом стала ведущей в серии последующих испытаний 1953—54 годов.