– Значит, она была ранена, когда писала…

Шарко откинулся на стуле, уставился в окно. Однажды мальчонке удалось сбежать от палача, но теперь ему придется пережить те же муки заново…

Комиссар точно знал: надежды на то, что повезет, больше нет.

Люси и Лиз Ламбер нашли тихое местечко на этаже, где располагалась закусочная. Обедать было еще рано, но Люси воспользовалась случаем и заказала себе вполне «диетический» набор из жареной картошки, чизбургера и колы. Простых запахов теплого хлеба и горячей говяжьей котлетки оказалось достаточно, чтобы мгновенно пробудился аппетит.

Когда они шли вверх по лестнице, Люси попробовала раздобыть еще немного информации о Кристофе Гамблене. Как Лиз считает: не опасался ли журналист чего-нибудь? Нет, ничего нового узнать, увы, не удалось: приезжий, по мнению несостоявшейся утопленницы, держался вполне естественно и спокойно, говорил, что собирает материал для очередной статьи. Как обычно.

Собеседница Люси машинально развернула сэндвич – привычные жесты, каждый день одни и те же, да и дни похожи один на другой, как близнецы, – и сама вернулась к теме, которая интересовала лейтенанта Энебель:

– Первый раз это случилось три года спустя после несчастного случая – в две тысячи седьмом, до того были только какие-то мимолетные воспоминания, такими вспышками… И вот когда начались эти мучительные кошмары, – женщина вздохнула, – мне захотелось во что бы то ни стало убраться подальше от Амбрена, от озера, от… от гор… А тут не сразу привыкла, трудное было время… – Она не сводила ореховых глаз с Люси и перемежала фразы долгими паузами. Господи, эти глаза видели смерть вблизи, наверное, тогда и потеряли свой природный блеск… – Я очень хорошо помню, как все началось. Была середина лета, стояла ужасная жара. Дом у меня был старый, случился засор, и надо было прочистить трубу, а для этого – пойти в глубину двора, к сточной яме… Простите меня, если у вас пропадет аппетит, потому как то, что я собираюсь рассказать, не… не очень…

– Ничего, не беспокойтесь.

– Короче, я собиралась вылить в сточную яму каустик, которым промывала трубы, чтобы убрать оттуда всю грязь, ну а когда приподняла крышку, оттуда пошел очень сильный запах тухлых яиц, и я… Даже и не знаю, как бы это получше объяснить… помню, я упала там, рядом с этой крышкой, прямо на землю, почти без сознания… Можно было бы подумать, будто это от жары или вони из стоков, но дело было совсем не в том. Передо мной поплыли, одна за другой, картинки, каких я сроду не видела… Картинки эти впечатывались в меня так, будто их внутрь молотком вбивают, будто силой втискивают… И с того дня они стали меня преследовать, почти каждую ночь приходили ко мне в страшных, страшнее некуда, кошмарах…

Люси отложила едва надкушенный чизбургер, наклонилась вперед и слушала во все уши.

– Запах тухлых яиц пробудил в вас вытесненные воспоминания, как мадленка у Пруста…

– Вот-вот. Я сразу же поняла, что ощущала именно такой запах в тот вечер, когда упала в озеро, за три года до промывки труб. У меня появилась уверенность в этом.

Теперь Люси была убеждена, что напала на след. Связь между двумя убийствами и двумя мнимыми утоплениями бросалась в глаза: пресловутый запах сероводорода, особенный, ни с каким другим не спутаешь.

– В тот вечер вы сидели на диване с собакой, смотрели телевизор, да? Откуда же было взяться этому запаху?

– Не знаю, нет, правда не знаю! Он был вокруг меня… И во мне, внутри!

Люси вспомнила, что говорил о сернистом водороде судмедэксперт. В больших дозах этот бесцветный газ убивает, но, если вдохнуть его всего разок, причем низкой концентрации (так он, кстати, ужаснее всего и воняет), просто потеряешь сознание. К тому же наличие его в организме выявляется с трудом, вот почему в сделанных Лиз Ламбер в больнице анализах крови и не было ничего особенного. Может быть, убийца воспользовался сульфидом водорода как своего рода наркозом и для того еще, чтобы жертва не наглоталась воды в озере? Но зачем ему все это понадобилось, зачем?