– Да забери! – пошарив в кошельке-кошке, проигравший с недовольным сопением вытащил серебряшку, оглянулся. – А вы что ржете-то? Стоят тут, как эти. Ржут, словно лошади. Пора бы уж вам и пройтись – эвон, дождик-то почти что и кончился. Скажи им, Ондрей!
Ондрей, суховатый, жилистый, лет тридцати с лишком, мужик, оставленный тут за старшого, распорядился:
– А ну, геть! Идите, пройдитеся. Да поглядывайте – не ползет ли какой гад с огнивом. Второго пожара купчина нам не простит, выгонит.
– Да и пес с ним, – зло отмахнулся Киря. – Выгонит, так к другим наймемся, осталось до тепла всего ничего. Скоро ледок сойдет, дороги высохнут. Эвон, днесь-то жарило, как летом почти.
– Да не так уж и жарко было.
– Слышь, Ондрей, – сказал один из уходящих стражников. – Ты саблю дать обещал – мы б поучились, побились.
– Саблю им… Нате! Да смотрите. Чтоб не заржавела!
Старшой, повернув голову, проводил взглядом ушедших на улицу стражей, потом ткнул кулаком Кирю:
– Ворота за ними закрой. На засовец.
– Да зачем на засовец-то? – лениво поднялся страж. – Никакой тать сюда не полезет – дураков нет, знают, что сторожим, охраняем.
Тем не менее он все-таки исполнил приказ, краем глаза ревниво наблюдая за игроками. Потом прошелся, едва не споткнувшись о крицу. Сплюнул, присел:
– Вот не пойму я, Ондрей – чего купец наш железяки эти в этаку даль везет?
– То медь, Кирила. Многих денег стоит.
– Так она и у нас, на Руси, тоже стоит немало, – охранник усмехнулся и хмыкнул – костяшки у игроков легли не так чтобы очень – четыре на три.
– На Руси, Киря, сейчас, сам знаешь, разор – Едигеева татарва мнози земли пожгла, пограбила – и Переяславль с Ростовом, и Городец, и Нижний. Сам Василь-князь в Костроме схоронился-спрятался, а Москва за три тыщи рублев откупилась. Мало кто сейчас добрую цену за любой, хоть бы и нужный, товар даст. Вот все в Орду и едут.
В этот момент в ворота кто-то сильно ударил снаружи. Стражники враз бросили кости, похватав рогатины и сабли.
– Тсс!!! – налаживая самострел, прошипел старшой.
В ворота снова ударили, к тому ж еще и заругались:
– Отворяй, Ондрюш, дождище-то полил – ливнем!
– Тьфу ты, господи… Опять им дождь не понравился. Ну, дождетеся у меня…
Игроки вновь вернулись к костяшкам, Киря угрюмо опустился было рядом с ними на крицу, а старшой, отложив самострел, приказал отворить ворота:
– Все одно их сейчас менять. Эй, игруши – теперь под дождь ваша очередь.
– Угу… Счас вот, остатний бросочек… А ну-ка…
Бумм!!!
Едва Киря, управившись с новым засовом, отворил створку ворот, как один из ворвавшихся с улицы ураганом неведомых шильников-татей огрел его дубинкой по башке, да так, что из глаз посыпались искры, а стены вокруг зашатались, поплыли… Остальные шпыни хватко приземлили остальных… кроме старшого – тот мигом схватил самострел, прицелился…
– Егорша, пасись! – предупреждая, закричал Никита Купи Веник.
Вожников сразу ушел вниз, пригнулся, пропуская просвистевшую над головой тяжелую арбалетную стрелу-болт. И, выпрямившись, попытался достать стрелка апперкотом. Не удалось, мужик оказался крученый, прыткий – вмиг отскочил назад, швырнув в нападавшего самострел, теперь уже бесполезный – заряжать-то некогда. Самострел угодил Вожникову в грудь, едва не перешибив ребра, некуда было отпрыгнуть – стена, а с другой стороны – крицы.
Ах ты гад!
Стиснув зубы, Егор снова бросился в атаку, не обращая внимания на боль, прыгнул вперед, ударил – слева, хук… достал-таки паразита в печень! А теперь – прямым в челюсть! Вот та-ак…
Стражник, впрочем, вовсе не осел, не отключился, просто отлетел в сторону, стукнулся затылком о стену, однако сознание не потерял, подхватил валявшуюся под ногами рогатину.