У страха глаза велики: численность вторгнувшейся орды оценивали от ста до двухсот тысяч всадников. Для организации армии, способной противостоять такой силе, необходимо много денег и времени, а у короля не было ни того, ни другого. Как и полномочий на сбор нового наемного войска без созыва все того же вального сейма. Еще не вышли с южных польских земель татары, как уже в саму Великопольшу вторглись орды казаков, калмыков и черкесов. Их поведение было аналогичным — «якщо не зъим, то понадкусую». Впрочем, тут ущерб был даже большим, чем в Малой Польше. Казаки не задерживались возле хорошо укрепленных мест, но многие замки брали, с ходу или хитростью, так что здесь горели не только деревни, но и замки с небольшими городками.
Потом урон подсчитали и ужаснулись. Выяснилось, что более полумиллиона хлопов как корова языком слизнула. Далеко не все из них погибли, но для экономики страны они были потеряны. А над Польшей нависла угроза голода. Во всей Европе свирепствовали война и засуха, покупать продовольствие было негде. Плодороднейшие восточные провинции превратились в гнездо злейших врагов, Великое княжество Литовское срочно собирало Посполитое Рушение для собственной защиты. С востока ему угрожали русские войска, начавшие концентрироваться у границы еще зимой, а с юга могли ударить те же казаки с калмыками или черкесами. Да и внутри Великого княжества Литовского было неспокойно. То в одном месте, то в другом бунтовали местные хлопы, Радзивиллам приходилось выкручиваться, чтобы и восстания подавить, и охрану границы не ослабить.
Казалось бы, встретились трое друзей — все в минорном настроении, сам Бог велел… но, учитывая принадлежность всех троих к казацкому сословию, в походе выпивать что-то алкогольное им мог посоветовать только черт. Самая склонная к распитию спиртного часть населения Европы в военное время не имела права на выпивку и смотреть. За корчагу горилки, найденную у казака в чайке, его тут же выбрасывали за борт. Поэтому встреча прошла в дружеской, однако совершенно трезвой обстановке. Говорил в основном Васюринский:
— …тихо сняли стражу. Какие бы они опасливые ни были, а к утру любого человека в сон клонит. Вот и немцы потеряли осторожность, никто и не пискнул, когда пластуны их резали. Потом через недостроенную стену перелезли остальные и устроили гарнизону побудку. Надо отдать немцам должное, дрались отчаянно, пришлось всех вырезать. Вытащили припасы из крепости и подпалили ее. Хмель приехал, увидел пожарище и… — Иван махнул рукой, — выдал мне за порчу казацкой собственности. Откуда я мог знать, что он собирается ее использовать?
— Так вспомни, на совете в Азове обсуждали же обустройство торгового шляха вдоль порогов, от Кодака до Хортицы.
— Ну, помню, а крепость Кодак здесь при чем?
— Как при чем?! Охранять купцов кто будет?
— Известно кто, казаки, ясное дело, это же наши земли.
— А жить где охрана будет, отдыхать после сопровождения? Возле Хортицы еще одну крепость придется строить, уже нам самим.
— Тьфу! Не сообразил, голова же была занята предстоящей атакой польского лагеря. Ничего, восстановим. Не так уж много мы порушили, некогда было, спешили.
— Почему все еще здесь сидите? Ведь еще столько крепостей и замков в руках панов и подпанков, каждый казак сейчас на счету.
— Татарин и Хмель именно нас решили на срочное выдворение с наших земель турок отправить. Заодно татарам путь расчистим, пусть быстрее убираются, скатертью дорожку им делать будем. Ждем порохового обоза, в битве поиздержались. О, заодно нам ракет зажигательных и пугательных не подбросишь?