– Вы знаете, сенатор, хотя откуда… но среди тяжелых кораблей, включая линкоры, крейсер «Белый орел» самый новый во всем Флоте. А знаете, сколько ему лет?

– С-сколько? – прошептал Фредерик, чувствуя неприятный холодок в затылке.

– Двести тридцать пять лет.

Сэм ошалело округлил глаза.

– Представьте себе, сенатор. Самое новое на нем – это сорока трех летний реактор и тридцать лет назад модернизированный двигатель.

У сенатора после таких слов чуть не началась банальная истерика. В эту минуту он больше всего на свете захотел смотаться с этого рассыпающегося старикана. Сэм даже привстал, но политическая необходимость заставила его опуститься обратно в кресло.

Адмирал, несколько смущенный собственной несдержанностью – что поделать, за столько лет накипело, – но в глубине души довольный своим порывом как ни в чем не бывало поинтересовался:

– Я могу отдать приказ о начале похода, сэр?

– Что?

– Мы можем выдвигаться, сэр?

– Н-не… д-да, адмирал, конечно.

– Слушаюсь, сэр.

Сенатор, все еще плохо соображая, наблюдал за тем, как адмирал отдает необходимые распоряжения. Ответные команды звучали непонятными скороговорками аббревиатур, и вскоре «Белый орел», после всех проведенных процедур и предупреждений членов экипажа, дрогнув от заработавших ходовых двигателей, начал выходить из пределов Солнечной системы к точке старта.

Сэм Фредерик все ждал каких-то неприятностей от старого корабля, но все шло нормально. Экипаж вел себя вроде спокойно, по-прежнему переговариваясь между собой непонятными для сенатора фразами. Иногда, правда, проскальзывали заминки, Сэм не заметил бы их, если бы не мимика вице-адмирала. Он хмурился, когда происходили сбои, и что-то ворчал себе под нос.

– Что такое? – не выдержал Фредерик. – Вы выглядите чем-то недовольным.

– Нехватка реального опыта походов, сэр, – признался Проуп, – но не беспокойтесь, экипаж выдавал отличные показатели на учениях, так что все будет нормально.

После таких слов сенатор только вжался в кресло, почувствовав, что на лбу у него появилась испарина, и вообще ему стало жарко.

– Штурман, курс проложен?

– Так точно, господин адмирал.

– Отлично. Встать на марш.

Экипаж снова начал переговариваться между собой, и вот корабль завибрировал гораздо сильнее. Фредерик чувствовал это всем своим телом и в первую очередь седалищным местом.

– Что происходит?!

– Все в порядке, господин сенатор, мы вышли из Солнечной системы и начали предпрыжковый разгон. Скоро первый прыжок.

«Кажется, этот поход станет для меня настоящим экстримом, – холодея, подумал Сэм, когда увидел, что экипаж стал вести себя слишком нервно, по крайней мере у него сложилось такое впечатление. – Пора в свою каюту… я хотя бы не буду видеть всего этого и знать, что происходит».

Но стоило только сенатору открыть рот, чтобы попрощаться с адмиралом, как его голос заглушила пробирающая до мозга костей сирена. Адмирал начал кричать, отдавая команды, перемежая их чисто флотскими ругательствами, сохранившимися еще с парусных времен.

– Нет… Я не хочу… Я не хочу умирать! О боже, за что?! Спаси меня, господи! Не дай мне умереть!!! – взмолился Сэм Фредерик. – Я не хочу умирать! Не хочу!!!

– Заткнитесь! Заткнитесь! Я сказал молчать! Никто не умрет! Все уже позади!

Сенатор очнулся только после хорошей пощечины, отвешенной адмиралом Проупом. Тут он осознал, что орал о своем нежелании умирать вслух. Сенатор испытал жгучий стыд и был благодарен офицерам комсостава капитанского мостика, что в этот момент они не смотрели на него, продолжая выполнять свои обязанности.