Когда всё закончилось, я не почувствовала облегчения. Я почувствовала самое худшее из всего, что могла почувствовать в это время – беспомощность.

У Бриджит вытекала кровь из ушей, и я уже знала, что это не в последний раз…

Обшарив подвал и одну из примыкающих к дому пристроек, теперь я с Томирис сидели в гостиной, напротив деревянного журнального столика, на котором было разложено всё имеющееся у нас оружие: один стандартный и один продвинутый пистолет (вторым ещё неизвестно, как пользоваться), одно охотничье двуствольное ружьё, одна вскрытая коробка всего лишь с двадцатью патронами, три ржавых капкана, пара добротных охотничьих ножей. Неплохо. Особенно с учётом того, что Джером, как подтвердилось, не только меня всерьёз обучал стрельбе из ружья и метанию ножей – Томирис он тоже, исходя из её слов, хорошо поднатаскал: десять из десяти попаданий по пустым банкам на расстоянии пятидесяти метров, попадание в цель ножом на расстоянии двадцати шагов.

Мы всё пересчитали, всё почистили и, наконец, надо всем этим замерли, не желая представлять, в каких случаях и с какими целями нам может всё это пригодиться. Тишина оглушала. Казалось, ещё чуть-чуть, и я услышу не только тиканье старых часов в прихожей, но и сопение Бриджит в соседней комнате. Мы уложили её на постель Джерома – она сразу же отключилась, стоило только её голове соприкоснуться с подушкой. Мне на эту ночь доставался диван, а за Томирис оставалась её спальня. Что ещё мы не решили или не учли? Да практически всё. Может быть сегодня даже не стоит пытаться думать об этом бесконечном списке нерешенных проблем и задач ближайшего будущего. Но об одном конкретном пункте я никак не могла прекратить размышлять: что, если и вправду начнутся облавы на тех, кто подвержен Атакам? И без того уязвимая перед этой ультразвуковой пыткой Бриджит окажется в смертельной опасности. Значит, её уже сейчас нужно спрятать.

– Как обстоят дела с автомобилем отца? – неожиданно даже для себя самой прервала тягостную тишину я.

– Я была на машине в центре города, когда это начало происходить. Машину у меня угнал прохожий громила, – совершенно спокойным тоном выдала Томирис.

– Не пострадала?

– Он разбил окно водительской двери у меня на глазах – я только бежала к машине, так что он меня не тронул и даже не заметил. На него, как и на меня, не действовала Атака, – после этих слов она немного помолчала, а потом вдруг решила поинтересоваться: – Почему ты называешь происходящее Атакой? Нас кто-то атакует? Это война?

– Я не знаю, что это… Но я знаю, что нам нужны продукты. И лекарства. Значит, нам нужно в город…

– Отсюда три с лишним мили, назад три с лишним мили, плюс ещё намотаются мили по городу…

– Есть велосипеды?

– Есть вариант получше. Соседи, семья Агилера, занимаются коневодством: у них конюшня с дюжиной лошадей. Можем попробовать одолжить у них пару коней.

Больше десяти лет назад я с отцом каталась на лошадях этой фермы, так что я знала о её существовании, хотя с течением времени и позабыла о её обитателях. Уже в своём городе, на протяжении одного года – с четырнадцати до пятнадцати лет, – я занималась конной ездой, тогда бывшей доступной для меня только благодаря стараниям благотворительного фонда, спонсирующего занятия детей из малоимущих семьей, а повзрослев и собственноручно сколотив себе финансовую безопасность, пару раз в год я выбиралась на длительные конные прогулки, так что в седле я держусь более чем уверенно. Спрашивать Томирис о том, как себя в седле чувствует она, было не к чему: она утверждает, что умеет стрелять и, судя по тому, как она обращается с ружьём, это чистая правда, и она же сама предложила вариант с верховой ездой. Эта девчонка не пропадёт. По крайней мере, я очень на это надеюсь.