Следующие сутки он провел в раздумье, ни с кем не советуясь, даже с Одеттой, что вообще-то было ему свойственно, когда он разрабатывал какой-нибудь серьезный план. Во вторник он продолжил свою работу, приступив к выполнению намеченной операции, для чего попросил прийти молодого обербауфюрера, ведавшего ремонтными работами. Когда тот появился, Душе спросил, готов ли производитель работ Келлер к тому, чтобы он приступил к делу.

– Это к какому такому делу? – поинтересовался офицер.

– К оклейке его кабинета обоями, как было обусловлено с Шнеддерером, – спокойно ответил Душе. – Производитель работ Келлер должен, я полагаю, знать об этом.

Ему пришлось ждать с полчаса, пока офицер навел справки. Возвратившись, он сказал, что Душе, по всей видимости, ошибается, так как в заявке сказано только о работах в двух кабинетах второго этажа.

– В заявке этого, видимо, нет, – согласился Душе. – Дело в том, что производитель работ Шнеддерер принял такое решение в последнюю минуту, сделав пометку в записной книжке.

Чтобы решить этот вопрос, офицер сделал знак Душе следовать за ним, и они направились наверх. Через несколько минут маляр с сильно бьющимся сердцем находился в кабинете, где было положено начало его приключению. Там все выглядело, как и прежде. Для прояснения дела был приглашен какой-то унтер-офицер, скорее всего бывший писарь Шнеддерера, но тот ничего не знал. Их разговор был прерван возгласом только что вошедшего в кабинет производителя работ Келлера:

– О каких это обоях идет разговор?

После дополнительных разъяснений Келлер произнес резко (в тоне его Душе, однако, уловил некоторые нотки сожаления), что бюджет отдела не позволяет в настоящее время проведение дополнительных работ. Тогда Душе сказал, что, видимо, произошло какое-то недоразумение, ибо он в качестве проявления доброй воли согласился оклеить этот кабинет обоями бесплатно, а господин Шнеддерер оказал ему честь, согласившись с его предложением. Так что решение этого вопроса зависит от преемника производителя работ.

На лице Келлера появилась довольная улыбка, он хлопнул Душе по спине и произнес на ломаном французском языке:

– А вы – неплохой француз.

Затем добавил, что в этот день ремонт начинать нельзя, и спросил, сколько времени для этого понадобится. Душе, быстро прикинув объем работ, ответил:

– Два дня.

Когда Келлер распорядился освободить помещение после окончания рабочего дня, Душе, вмешавшись, пояснил, что этого и не требуется. Если мебель сдвинуть на середину кабинета, он сможет спокойно работать, а чтобы ее не перемазать, накроет тряпками.

В среду 13 мая Душе появился в кабинете и приступил к работе.

Вечером около пяти часов в Кан из Ле-Мана приехал представитель Центра Жирар, намеревавшийся встретиться с Душе, как это было обговорено заранее. О деле с картой и о том, что он получил временную работу в организации Тодта, Жирар ничего не знал. Не имел он и никакого представления о событиях, произошедших в кафе для туристов за час до его приезда.

В послеобеденное время несколько постоянных посетителей кафе сели за столик поиграть в домино. Это были жестянщик Дешамбре, бывший владелец гаража Дюме и страховой агент Харив. Душе еще не появился, но разговор собравшихся пошел о карте, которую, как утверждал тот, ему удалось спрятать, и о том, каким образом ее можно было бы оттуда забрать. Поскольку Душе славился умением побалагурить и похвастаться, Дешамбре сомневался в его искренности. Дюме, постоянно поддерживавший своего друга, и на тот раз вполне ему верил.