Нелли озабоченно наморщила лоб.

– Ну, по правде говоря, я и не знаю. Они принадлежали Чету.

– А Чет был твоим братом? Тогда ты и есть наследница Чета, а не этот щенок.

– Он не был ее братом, он был ее шурином!

– Ах так? Это не важно. Твой отец был наследником твоего дяди, а твоя мать – наследница отца. А не ты, так как ты еще несовершеннолетний. Такой уж, сынок, закон. Так что извини. – Он поставил книги на полку, но остался стоять между ними и Максом.

Макс почувствовал, как его верхняя губа начала непроизвольно дергаться; он знал, что не сможет говорить членораздельно. Его глаза затуманились от слез ярости, так что он едва мог видеть.

– Вы… ты – вор!

– Макс! – взвизгнула Нелли.

На лице Монтгомери появилось выражение холодной ярости.

– А вот это уже чересчур. Боюсь, что теперь ты вполне заслужил ремня. – Его пальцы начали расстегивать тяжелый пояс.

Макс сделал шаг назад. Монтгомери вытащил ремень и сделал шаг вперед.

– Монти! – взвизгнула Нелли. – Пожалуйста!

– Не лезь в это, Нелли, – оборвал ее Монтгомери, а Максу сказал: – Мы должны раз и навсегда установить, кто тут старший. Извинись.

Макс не отвечал.

– Извинись, – повторил Монтгомери, – и мы про это забудем.

Он помахивал ремнем, как кот хвостом. Макс отступил еще на один шаг. Монтгомери сделал шаг вперед и попытался его схватить.

Макс увернулся и через открытую дверь выбежал в темноту. Он не останавливался, пока не уверился, что никто за ним не гонится. Потом, все еще кипя яростью, он перевел дыхание. Он уже почти жалел, что Монтгомери не погнался за ним; он не думал, что кто-нибудь сумеет совладать с ним в темноте в его родном дворе. Он знал, где сложены дрова, а Монтгомери не знал; и где тут лужа, в которой купаются свиньи. И он знал, где тут колодец, – даже это, если уж на то пошло.

Прошло довольно много времени, пока Макс достаточно успокоился, для того чтобы думать рационально. Теперь он был рад, что все так легко кончилось. Монтгомери был значительно тяжелее его и, по слухам, дрался отчаянно.

Если это действительно уже кончилось, – поправил он себя. Он думал, решит ли Монтгомери к утру позабыть обо всем. В гостиной все еще горел свет; он укрылся в сарае и ждал, сидя на земляном полу, прислонившись спиной к дощатой стене. Через некоторое время Макс почувствовал страшную усталость. Он подумал, не лечь ли спать прямо в сарае, но тут не было подходящего места, чтобы лечь, даже притом что старый мул сдох. Тогда, вместо этого, он встал и посмотрел на дом.

Свет в гостиной погас, но был виден в спальне; конечно же, они еще не уснули. Кто-то прикрыл дверь после его бегства; она не запиралась, так что попасть внутрь можно было без труда, но он боялся, что Монтгомери услышит. Его собственной комнатой была небольшая пристройка, добавленная к кухонному концу главной комнаты, напротив спальни. Однако у нее не было наружной двери.

Не важно, он решил эту проблему давно, когда вырос достаточно, для того чтобы уходить и приходить ночью, не спрашивая разрешения у старших. Он крадучись обошел дом, нашел козлы для пилки дров, поставил их под окном, забрался на них и вытащил гвоздь, удерживавший раму. Мгновение спустя он беззвучно спустился с подоконника в свою комнату. Дверь в главную комнату была закрыта, однако он решил все равно не рисковать и не включать свет: Монтгомери может зачем-нибудь выйти в комнату, и тогда он увидит свет в щели под дверью. Макс тихо выскользнул из одежды и забрался на кровать.

Сон не шел. Один раз он начал было ощущать теплую дремоту, но затем какой-то еле слышный звук вырвал его из этого состояния. Вероятно, это была просто мышь, но на какое-то мгновение ему показалось, что это Монтгомери навис над его кроватью. С колотящимся сердцем он сел на край постели, все еще совершенно раздетый.