Всё так же молча, будто совсем забыл, как говорить, Тир коснулся самых коротких волосков на моём затылке, невольно задев царапину. Я поморщилась от резкой боли, а он в ужасе отдёрнул руку. Затем как-то растерянно расстегнул пуговицы плаща и, скинув его, снова меня осмотрел, уже куда внимательнее. Увидел и порванный рукав блузки, которая пострадала ещё в тот момент, когда я пыталась вырваться во время освобождения пленника в подземной тюрьме. Заметил синяк на руке, заработанный там же. Но когда он уставился на глубокие раны на запястьях, стало ясно, что сейчас мне устроят самый настоящий допрос.

— Тир, не надо, пожалуйста. Не хочу об этом говорить, — взмолилась я, искренне надеясь, что меня просто отпустят, но, видимо, именно сейчас мой куратор вдруг вспомнил, что я его подопечная, и, покачав головой, подтолкнул меня к дивану.

Я села и смущённо опустила лицо. Говорить не было никакого желания, а вспоминать события прошлой ночи хотелось ещё меньше. И благо Тир пока ничего не спрашивал. Но… оказалось, что радоваться слишком рано.

— Протяни руки, — попросил он напряжённым тоном. А когда увидел мой удивлённый взгляд, поспешил объяснить: — Порезы надо обработать и замотать. Иначе они вызовут слишком много вопросов.

Я лишь хмыкнула и покорно позволила ему заняться ранами. Когда же Тир потянулся к шее, попыталась запротестовать, но этот протест был слишком легко подавлен одним лишь строгим взглядом, в котором явно читалось: «Отстань, я знаю, что делаю!» Пришлось промолчать. Благо эту рану он не стал заматывать, как запястья, а лишь намазал жуткой мазью и, приложив мягкую ткань, закрепил её какими-то липкими штуками.

— Вот ты и доигралась, дорогая подопечная, — тихо бросил он, оставляя меня в покое. На его реплику я предпочла не отвечать, тогда Тир продолжил говорить сам. — А ты везучая, Трил. Значит, такое наказание тебе придумал Дерилан. Жестоко. Но если вспомнить, что остальных казнили…

— Я понимаю, что отделалась очень легко, — тихо отозвалась я, опуская голову на подлокотник дивана.

Судя по всему, получалось, что Тир уже всё знает от Шея. Это существенно облегчало разговор. Ведь теперь он хотя бы не станет требовать подробностей.

— Волосы значили для меня очень много, но… жизнь вообще бесценна. Все они… казнены, а я жива. Только…

— Что? — уточнил Тир, когда я замялась на последней фразе.

— Не могу понять, зачем я ему? Для чего принцу Дерилану моя жизнь? Мелкой никчёмной дурочки с отвратительным характером и манией вляпываться во всевозможные неприятности? За время, что мы с ним знакомы, я только и делала, что выводила его из себя. Чего во мне такого… важного?

— Трил… — начал было Тир, но сразу же замолчал.

— Хочешь честно? Мне просто до жути страшно. Я боюсь, что в тот момент, когда он всё-таки убедится в моей полной никчёмности, меня уже никто и ничто не спасёт. А жить в постоянном страхе, в нескончаемом ожидании смертельного удара, и не понимать, что же до сих пор не позволяет ему меня прикончить, — слишком тяжело.

Я спрятала лицо за согнутым локтем и закрыла глаза. Весь груз собственных переживаний и страхов давил тяжелейшей каменной глыбой, и я не имела ни малейшего понятия о том, что будет дальше.

— Знаешь, что я думаю, — спокойным тоном начал Тир. — Не так уж и важно, по каким именно причинам тебя оставили в живых. Важно, что ты вообще жива. Это шанс. Твой единственный и последний. И надо им обязательно воспользоваться.

— Да… ты прав, — проговорила, шмыгнув носом. — Сейчас я ему интересна, но что будет, когда станет понятно, почему защита Астор-Холт и дворца меня не трогает? Что случится со мной, когда эта тайна будет раскрыта?